Любимая улица

Нет, это напоследок, а сейчас она побывает у Тони Григорьевой. С Тоней она познакомилась давно и знает всю ее короткую историю. Тоня любила человека, но замуж за него идти не хотела.

***

- Я ему говорю, - рассказывала она Саше, - и учили тебя, и специальность есть, как ни говори, токарь шестого разряда, а живешь неприкаянный. Будни, праздник - тебе все равно. Даже костюма себе справить не можешь, ходишь как нищий. А все водка. На что ж мне такой? Прошло время, и вот он мне звонит: спасибо, наладила ты мою жизнь, говорит, теперь не пью, справил себе костюм и буду тебя ждать, и буду стремиться. И, правда, стремился. И поженились мы. И сразу война. Приехал на побывку, как взяли Варшаву, и опять на фронт. И не вернулся больше. Не вернулся, убили...

А малышу уже три года. Сейчас он болен. Тоня растила его одна, больше замуж не вышла. Мальчик рос у Саши на глазах, на ее памяти и пошел, и сказал первое слово. Он любит Сашу, не боится ее белого халата. И сейчас, когда у него воспаление легких, Саша поставит ему банки.

Тоня на работе. С малышом соседская бабушка. Саша приоткрывает дверь. Юра лежит в кровати, на одеяле игрушки, которые положила мать. Старая потрепанная книжка, матерчатый заяц, песочный совок и ведерко. Когда Саша приходит, Юра не говорит "здравствуйте", он только улыбается, застенчива и радостно. На нем белая рубашонка, шейка открыта.

- Сорока воровка кашку варила, - лукаво говорит Саша, вынимая банки из чемодана, - этому дала. Так! Есть! Одна банка поставлена! Порядок! - Этому дала! Вторая банка поставлена! А этому не дала! - Третья банка поставлена

Она быстро прикрывает Юрину спину одеялом.

- Тетя Саша, больно, сними!

Ты воду не носил? Ты кашу не варил?

- Сними!

- Нет, ты скажи: ты воду не носил? Ты кашу не варил? Полетели, полетели, на головушку сели! Каждый взрослый полон лукавства, это нехорошо! Но что же поделаешь? - думает Саша, убирая банки в чемодан.

- А когда ты опять придешь? - спрашивает Юра.

- Скоро, - отвечает Саша и щекочет его за ухом.

В коридоре темно, никто ее не провожает. Вон там, в углу, велосипед. Не наткнуться бы, обойти.

И вдруг дверь одной из комнат распахивается, широкий, светлый луч освещает Саше дорогу. Из света выходит человек - высокий, широкоплечий.

- Сестра, - говорит он ласково и решительно, и Саша замечает, что глаза у него светло-карие, почти янтарные, - я давно искал случая с вами поговорить. Я врач-хирург. Королев Дмитрий Иванович. Я ищу сестру. Нет, нет, не отказывайтесь, Александра Константиновна. Я был уже у вас в консультации. Мне нужна медсестра, такая, как вы... Вот так... Давайте поговорим!

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Длинный коридор, по обе стороны - палаты, палаты. Сашин пост - третий, в конце коридора. На столе - стекло, лампа под зеленым абажуром. Сегодня день не операционный, можно чуть вздохнуть, оглядеться. И тем, кого вчера оперировали, сегодня немножко легче. Пришла в себя двухлетняя Оля. Она задумчиво смотрит на снежники за окном и говорит:

- Мухи...

Галя Павлова (операция на сердце) полусидит, опершись спиной на высоко взбитые подушки. От носа идут, как тонкие усы, коричневые резиновые трубочки с кислородом.

- Не пускайте Ваню, - говорит она, прерывисто дыша, - не пускайте... не хочу, чтоб видел меня такой... Вот маму - да... маму пустите.

Рядом с Сашиным столиком сидит четырнадцатилетний паренек Толя. Посмотришь на него и видишь: ресницы и веснушки! Ресниц и веснушек такое количество, что хвати, ао бы на пятерых. Саше сидеть некогда, она все время около вольных, но он ждет терпеливо. На коленях у него книга и он читает. Но стоит Саше хоть на секунду подойти к своему столу - за лекарством или за шприцем, как он немедленно вступает в разговор:

- А если мне во врачи податься, как вы считаете?

- Очень хорошее дело, Толя. Я тоже скоро подамся: пойду и мединститут. А ты кончи семь классов - и в медтехникум.

- Там одни девки! - отвечает он Саше вдогонку, а когда она возвращается, говорит:

- Я очень доктора Королева уважаю. Я считаю: если ты врач, так будь, как Дмитрий Иванович. А вы как считаете?

- Я с тобой согласна.

- А вот таких, как сестра Прохорова, я бы в больницу вообще не пускал. В ней одна злобность и больше ничего нет. А с больными злобно нельзя. Как вы считаете?

Саша считает совершенно так же, но отвечать Толе она не хочет и, нахмурясь, идет к плитке кипятить инструменты.

Толя приехал сюда из глухого сибирского городка. До операции он пробыл в больнице полтора месяца. Полтора месяца, а он не хотел быть здесь ни одного дня! "Если не заберешь меня отсюда, я тебе не сын, а ты мне не отец!" - писал он домой. А потом привык. У него был синий порок. Синие щеки, синие губы. "Синий мальчишка", - говорили про него. Сначала он слонялся без дела, потом стал помогать Саше: давал больным напиться, менял воду в грелке, поправлял подушку, сползшее одеяло.

- Скучно тебе, - сказала Саша однажды. - Вот я принесла тебе книгу, читай. "Детство" Горького.

- Не буду.

- Ты читал?

- Не читал, а все знаю: "положительные черты деда Каширина, отрицательные черты деда Каширина". Это мы проходили в шестом классе.