Любимец Гитлера. Русская кампания глазами генерала СС

Из-за бури мы прошли около двух тысяч трехсот километров. Нам пришлось бросить аппарат на левое крыло, затем на правое, чтобы пролить в моторы последние литры горючего из баков.

Я хорошо знал район Биариц и Сен-Жан-де-Люз. Я различил слабо белеющий изгиб Пиренеев в устье Бидассоа.

Но самолет не хотел лететь, почти касаясь воды. Нам предстояло погибнуть в двадцати километрах от иберийского берега. Пришлось пустить красные сигнальные ракеты: два военных катера направились к нам со стороны французского берега.

Какая трагедия! И это тогда, когда вдали мигал испанский маяк!

Странно и необычно было видеть под собой хребты волновых барашков и совсем близкое плещущее море, готовое поглотить тебя! Но мы пока не падали. Берег приближался, подгоняя нам навстречу свои скалы, черно-зеленые камни, едва выступавшие из мрака.

Внезапно летчик поставил самолет в вертикаль, почти полностью перевернул его, ужасно взревели моторы, собрав последние капли горючего, затем аппарат бросился поверх скалистого склона, с ужасным шумом срезая несколько красных крыш.

Мы не успели ничего подумать. Как молния мелькнула песчаная лента. Со скоростью двести пятьдесят километров в час «Хенкель» скользнул брюхом. Я увидел, как взорвался правый мотор, сверкнувший огненным шаром. Аппарат перевернулся и рухнул в море среди волн.

Вода хлынула в раздавленную кабину и наполовину приподняла нас. У меня было пять переломов. На пляже Сан-Себастьяна гражданские полицейские в двуколках бегали туда-сюда между виллами и отелями.

Испанцы, голые, как жители Таити, вплавь устремились к нашему упавшему самолету. Они подняли меня на одно крыло на мотор, затем на спасательную лодку. Причалил спасательный медицинский катер. На этот раз война была действительно закончена.

Я жил. Бог спас меня.

Даже сами ранения мои были благословением. Мне предстояло провести в госпитале несколько месяцев, но я сохранил силу и веру.

Я не испытал горечи бесполезно попасть в руки моих врагов. Я оставался свидетелем действий моих солдат. Я смогу отмыть их от грязи со стороны их противников, бесчувственных к героизму. Я смогу сказать, чем была их невероятная скачка через Донбасс и Дон, Кавказ и Черкассы, Эстонию, Штаргард и Одер.

Однажды имена наших павших будут повторять с гордостью. Наш народ, слушая эти славные рассказы, почувствует бодрость в крови, и он узнает и признает своих сыновей.

Без сомнения, мы были побеждены материально. Мы были рассеяны и подвергались преследованиям во всех уголках Европы, но мы можем смотреть в будущее с высоко поднятой головой. Заслуги людей взвешивает история. Мы провели нашу молодость над мирскими мерзостями ко всеобщей жертве. Мы сражались за Европу, ее веру, ее культуру. Мы были до конца искренни в этой жертве. Рано или поздно Европа и мир должны будут признать справедливость нашего дела и чистоту нашей самоотдачи, потому что ненависть умирает, умирает, задавленная собственной глупостью и собственной низостью.

Но величие, слава — вечны! А мы жили в величии!

Военный госпиталь Сан-Себастьян (Испания), август — декабрь 1945 года.