Любит - не любит

Дождь бьет в лицо, смывает слезы. В груди пусто и холодно. Если он выбросил моих женщин, значит в нем не осталось ничего от меня! Я весь перешел в это тело. А там — пустая оболочка. Зомби ходячий!

А может, что-то и осталось. Я же не могу узнать, все о себе помню, или нет. Но главного не осталось. Главного, что делало меня мной, в нем больше нет.

Было такое в литературе. Разделяется человек на две половинки. В одной — хорошее, в другой — плохое. А какая мне досталась? Он мне дверь не хотел открывать — это как? Нет, у нас с ним другой случай. У нас разделение на мужское и женское начало. Это лучше или хуже?

Дома стаскиваю мокрый плащ, вешаю на плечики над ванной. Джинсовый костюмчик тоже промок. Переодеваюсь в спортивный. Расчесываю мокрые волосы, принимаю пятьдесят грамм водки для согрева и открываю коробку.

Вот они — мои женщины. Вырезки, открытки, фотографии. Самые-самые. Вот девушка с дельфином. Маска сдвинута на лоб, радостная улыбка в тридцать два зуба — и ответная улыбка дельфина. Изумрудная, прозрачная вода.

А вот реклама велосипеда. Эта девушка, видимо, никогда не ездила на спортивном велосипеде. Нужно переключить скорость, и фотограф поймал в кадр ее озабоченную физиономию.

Гимнастка перед прыжком. Она уже вся там, в полете. Не видит и не слышит ничего вокруг. Самый первый, еще медленный шаг разбега.

А вот стайка девушек на пляже. Огромный красно-синий мяч, а из одежды на них — только ленточки, которые волосы удерживают.

ХарАктерный танец. Она молода, ослепительна, в ярко-красном платье. Партнер пожилой, в строгом коричневом костюме.

Каждая из моих женщин в чем-то особенная. Самая-самая. Такая, что увидишь мельком на улице — и обязательно обернешься. А может, такими их сделал фотограф. Какая разница? Но выбрасывать-то их зачем? Пусть от меня в том теле хоть десять, хоть пять процентов осталось, я бы этого не сделал.

Я бы этого не сделал.

Срываюсь с места, торопливо натягиваю холодный джинсовый костюм. Никак не могу просунуть руки в мокрые, слипшиеся рукава плаща. На мокрые волосы — черную, широкополую шляпу.

Улица, машина, заинтригованное лицо водителя. Ему кажется, что он стал участником какого-то детектива. Чтоб не разочаровать парня, достаю из сумочки, примеряю и тут же убираю на место кастет.

— Здесь остановите, — протягиваю ему на десятку больше запрошенной цены.

— Девушка, мне кажется, вы выбрали занятие не по профилю. Может, я могу быть чем-то полезен?

— Вы меня не видели, я вас не видела. Езжайте.

Мужики как мухи липнут. А я? Зачем играю? Волнение погасить. Свою нервную дрожь ему передать. Парень меня теперь до смерти не забудет. Друзьям расскажет, как подвозил амазонку с кастетом.

Вдавливаю кнопку звонка. Опять не хочет открывать. Звоню три длинных, три коротких, три длинных. Три длинных, три коротких, три длинных. Осторожные шаги в коридоре.

— Кто там?

Штрих. Я никогда не спрашивал через дверь.

— Ломова Галина. Или Сергей Варанов.

Торопливо щелкает замок. Захлопываю за собой дверь, прислоняюсь к ней спиной и смотрю на этого амбала с дрожащими губами.

— Здравствуй, Галина, — говорю я. — Я Сергей. Ну и влипли мы с тобой.

— … поменяться работами?

— Ну да! Ты приводишь меня на мою работу, говоришь, что увольняешься и что подыскала замену. Потом идем на твою работу. Каждый остается при своей профессии. Ну как, идет?

— Ты думаешь, что это с нами навсегда?

Стоим рядом перед зеркалом. Вот он — я. И рядом со мной — девушка. Сейчас крепко-крепко зажмурюсь, а когда открою глаза, так и будет…

Как же… Мечтать не вредно. А эта, в моем теле… Рева-корова! Смотреть, как хнычет и размазывает по щекам слезы амбал на полторы головы выше тебя — противное зрелище. Поэтому амбал получает локтем в бок.

— Не позорь мое тело, плакса!

— Я-а!.. Ты что?

— Ох, горе ты мое! Учись быть мужиком.

— Ты мне поможешь?

— Куда же я, на фиг, денусь?

Все ясно. В этой упряжке я за коренного. Ну просто удивительное несоответствие между моим телом и робкой, напуганной девчонкой в нем. Я, если честно, тоже напуган. Все вещи в квартире кажутся огромными. Чуть ли не в полтора раза больше, чем были. На улице это не так сказывалось. Разве что в вагоне метро трудно до поручня дотянуться.

— Слушай меня внимательно. Что случилось, то случилось. Тебе это не нравится, мне тоже. Но это так. Ты мужчина, а я женщина, понял? Учись думать о себе как о мужчине, веди себя как мужчина. Иначе в психушку загремим. Оба.

— Я буду стараться. Не сердись пожалуйста.

До глубокой ночи засыпаем друг друга вопросами. Об особенностях тела, о друзьях и знакомых, о привычках. Когда глаза начинают слипаться, вытаскиваю из дальнего угла шкафа надувной матрас и спальный мешок.

— Надувай.

— А насос? — спрашивает этот дылда.

— Ртом надуешь. Восемнадцать вздохов на большую подушку, шесть на малую. Твое тело это сто раз делало. Стоп! Не так. Не напрягайся. Просто делай глубокий вдох носом и спокойный глубокий выдох в матрас. Пыжиться не надо.