Любит? не любит? Я руки ломаю

Мне б хотелось                        вас                              воспеть                                           во вдохновенной оде,только ода                 что-то не выходит.Скольким идеаламсмерть на кухне                          и под одеялом!Моя знакомая —                           женщина как женщина,оглохшая               от примусов пыхтения                                                    и ухания,баба советская,                         в загсе венчанная,самая передовая                          на общей кухне.Хранит она                   в складах лучших датзамужество                  с парнем среднего ростца;еще не партиец,                          но уже кандидат,

самый красивый                           из местных письмоносцев.Баба сердитая,                        видно сразу,потому что сожитель ейныйогромный синяк                          в дополнение к глазуприставил,                  придя из питейной.И шипит она,                      выгнав мужа вон:— Я       ему              покажу советский закон!Вымою только                       последнюю из посуд —и прямо в милицию,                                 прямо в суд…—Домыла.              Перед взятием                                      последнего рубежазвонок            по кухне                           рассыпался, дребезжа.Открыла.

                Расцвели миллионы почек,высохла              по-весеннему                                    слезная лужа…— Его почерк!письмо от мужа.—Письмо раскаленное —                                     не пишет,                                                     а пышет.«Вы моя душка,                         и ангел                                      вы.Простите великодушно!                                      Я буду тишеводы         и ниже травы».Рассиялся глаз,                        оплывший набок.Слово ласковое —                             мастер                                         дивных див.И опять             за примусами баба,все поняв

                и все простив.А уже          циркуля письмоносцаза новой юбкой                         по улицам носятся;раскручивая язык                             витиеватой лентой,шепчет            какой-то                          охаживаемой Вере:— Я за положительность                                       и против инцидентов,которые              вредят                         служебной карьере.—Неделя покоя,                      но больше                                      никакне прожить                   без мата и синяка.Неделя —                и снова счастья нету,задрались,                 едва в пивнушке побыли…Вот оно —

                 семейное                                «перпетууммобиле».И вновь             разговоры,                               и суд, и «треть»на много часов                         и недель,и нет решимости                            пересмотретьсемейственную канитель.Я   напыщенным словам                                     всегдашний враг,и, не растекаясь одами                                     к восьмому марта,я хочу,           чтоб кончилась                                    такая помесь драк,пьянства,                лжи,                       романтики                                         и мата.

1927

Весна