Любить Пабло, ненавидеть Эскобара

– Секретаршу судьи Карлоса Медельина с ожогами третьей степени привезли в больницу Симона Боливара. Когда люди в форме приехали за ней и начальник ожогового отделения попробовал им противостоять, они угрожали обвинить его в пособничестве партизанке, задержать и отвезти на допрос в казарму. С невинной дамы сдирали кожу на протяжении нескольких часов в армейском кавалерийском училище. Она умерла, потому что эти животные буквально разорвали ее на клочки. У женщины, которая родила в армейском грузовике, украли ребенка, и прямо там, после родов, запытали ее до смерти. Разодранный на части труп другой беременной женщины был выброшен на помойку в Мондоньедо. Пилар Гуарин, девушку, которая в тот день подменяла кого-то в кафе, насиловали в течение четырех дней в военных гарнизонах, затем ее и нескольких мужчин затолкали в чан с серной кислотой, а других захоронили на кладбище кавалерийской школы, где покоятся сотни тысяч без вести пропавших в правление Турбая. И знаешь, зачем они все это сделали? Чтобы получить информацию о семи миллионах долларов, которые я якобы отдал «M-19», чтобы их разделили между военными и службами безопасности. Пытки были не для того, чтобы узнать, кто финансировал захват (они уже и так это знали), а с целью вычислить местонахождение Альваро Фаяда и денег, включая и те, которые я уже отдал Ивану Марино Оспине.

– Сколько ты на самом деле заплатил «M-19», Пабло?

– Я отдал Ивану Марино миллион наличными, пообещав еще миллион оружием и дальнейшую экономическую поддержку. Благодаря полосе в «Наполес» мы смогли доставить взрывчатку, но оружие и боеприпасы не прибыли вовремя, и это оказалось трагедией. Пришлось начать захват раньше, потому что в этот день в суде начинали изучать дела по экстрадиции, и доказательства против нас были неопровержимыми. Члены «M-19» просто хотели огласить воззвание и потребовать объяснений от президента, но все пошло наперекосяк. Военные начали обстреливать Дворец и убили судей, чтобы не осталось свидетелей того, что происходило внутри. Об этом рассказали Гонсало, а он уже рассказал мне. Тебе я могу признаться, что этот миллион долларов – мое лучшее вложение в жизни. Но, как бы близко ни была военная разведка и как бы я ни ненавидел левых, мы с El Mexicano не стали бы платить армии за убийство шести командующих «M-19»! Это самое низкое и подлое, что я слышал в своей жизни! Фаяд и Оспина были не только моими друзьями, но и нашим связующим звеном с Норьегой, «сандинистами» и Кубой. Мне нет смысла тебе лгать, Вирхиния, потому что ты меня хорошо знаешь, и тебе известно, что так и было. Теперь можно признаться: той ночью я хотел представить тебя главнокомандующим «M-19», потому что знал: они потребуют у правительства предоставить им эфиры на радио, и подумал, что ты могла бы на них работать.

Интересуюсь: кто еще знал о его встрече с Оспиной и Фаядом. Пабло отвечает: только самые надежные люди.

– Сколько из них знало о моем приезде в середине августа 1985 года?

Он, кажется, удивляется, и отвечает: как всегда, только двое, те, что увезли и привезли меня в гостиницу. Я заявляю: среди его людей – предатель. Вероятно, кто-то сболтнул одной из подруг о нашей встрече, а та позвонила в органы безопасности, чтобы обвинить меня, стереть с лица земли и вынудить уехать из страны. Теперь некто с ужасно извращенным умом хочет заставить меня поверить, что Эскобар и El Mexicano заплатили армии за убийство судей и партизан, дабы не платить «M-19», если бы захват прошел успешно. Пабло отмечает: если это так, армия и службы безопасности «доили» бы его всю оставшуюся жизнь, вышло бы куда дороже, чем заплатить «M-19».

– Пабло, мне не интересно знать, кто говорил о нашей встрече с Оспиной. Ты должен присмотрется к собственным людям и девушкам, которых постоянно покупаешь. У тебя есть армия, которая встанет на твою защиту, в то время, как я сдаюсь на милость твоих врагов. Я одна из знаменитейших женщин этой страны, когда меня разорвут на части или заставят исчезнуть, детали нашей связи выйдут на свет. Они обвинят тебя в моей смерти, и все твои принцесски, модели и проститутки разбегутся.

Я бросаю ему золотой браслетик и говорю, что он слишком большой для его дочери Мануэлы.

– Он же на ребенка! Ты совсем свихнулся со своей марихуаной, ты – не просто жертва своего собственного изобретения, но и скоро станешь настоящим извращенцем! Что ты стремишься найти во всех этих девственницах? Особенный идеал женщины, бесконечные копии той, что однажды, в тринадцать лет, была девушкой твоей мечты, той в которую ты влюбился?

– Не позволю никому так говорить со мной! Что ты, черт возьми, о себе возомнила? – кричит Эскобар, вставая и бросаясь на меня, как дикий зверь. И пока он, потеряв самообладание, трясет меня, как тряпичную куклу, я вскрикиваю: