Любить Пабло, ненавидеть Эскобара

Не перестаю восхищаться британским философом, учеником Кришнамурти[224], и его исследованиями мескалина[225]

, добавляя: на смертном одре Хаксли попросил жену сделать ему инъекцию ЛСД, чтобы перешагнуть порог в другой мир, который ему удалось неоднократно смутно разглядеть, с полным отсутствием боли и абсолютной ясностью. Туда, где время, пространство и материя исчезают. Спрашиваю у Пабло, смог бы он достать мне лизергиновую кислоту[226], хочу как-нибудь попробовать и сохранить немножко до дня моей смерти.

– Неужели ты предлагаешь мне начать импортировать галлюциногены? Какое неслыханное предложение, моя незапятнанная душа! Я поражен!

С того дня Пабло всегда будет так меня называть, когда захочет подразнить или подшутить над той, которую окрестил «моя четырехкратная совесть по части наркотиков». А все это из-за моей врожденной ненависти к кокаину, крэку и героину; глубокого презрения в отношении его любимой конопли; интересу к ритуалам с мескалином и отваром «аяуаски»[227]. Кроме того, меня всегда тайно восхищала идея, которая заключается в следующем: по пути в царство Аида по мифологической реке Стикс определенное вещество может помочь заменить боль и страх неким абсолютным осмыслением, превосходящим весь разумный опыт, описанный Хаксли. Появляется ощущение, что ты плывешь в легком и прозрачном эфире, выходя за пределы удовольствий и самых изысканных наслаждений.

Эскобар интересуется, много ли на островах принимают наркотиков. Я отвечаю: все, кроме Рафы, курят и пихают в себя что попало. Он хочет знать, люблю ли я Виейру, как раньше любила его. Чтобы не отвечать то, что он хочет услышать, я поясняю: любовь бывает разной, так же, как существуют разные виды ума. В доказательство этому – что-то такое изысканное, как улитки, было создано и выстроено элементарными существами на основе золотого сечения[228]

1:618033, которое также было задействовано в великих работах эпохи Возрождения. Потом шаблон повторялся в самых успешных произведениях архитектуры, неординарных и впечатляющих образах природы, включая многие человеческие лица. Добавляю: меня всегда завораживала гипотеза, что такие разнообразные умы, как, например, у бога, гениев и моллюсков, смогли, рационально или инстинктивно, применить одинаковую пропорцию прямоугольных структур, чтобы в итоге получить идеальные геометрические формы.

Пабло слушает меня молча, лежа на кровати, погрузившись в какую-то идиллическую умиротворенность. Здесь он когда-то связал меня, лаская револьвером. Я хладнокровно созерцаю «наркокороля» под эффектом галлюциногена, разработанного кем-то другим. Эскобар внезапно встает и подходит ко мне, как в замедленной съемке. Берет мое лицо в свои руки, нежно, словно намеревается поцеловать, но не хочет пугать, тщательно изучает его, отмечая, что, возможно, пропорции золотого сечения вселяют в него это очарование, которое он всегда чувствовал, смотря на меня. Мне неловко, я отвечаю, что этого мне никогда не приходило в голову и, пытаясь освободиться, спрашиваю, о чем он хотел мне рассказать. Пабло гладит меня по щеке, заявляя, что хочет знать, рассказывала ли я другим богачам об ирландских проклятиях и геометрии. Удивленно я говорю: нет, от них я только набиралась опыта. Очень пристально глядя на меня, при этом не отпуская, он спрашивает, чувствую ли я какую-нибудь привязанность к этим магнатам. Поскольку мы говорили о больших экономических группах, а не об остальных мужчинах, я отвечаю: нет, настаивая на том, чтобы он уже сказал наконец, зачем заставил меня приехать в Медельин. Пабло спрашивает, хочу ли я поживиться и «срубить» много денег с жадных стариков. Когда я смеюсь, замечая, что одна только мысль об этом доводит до оргазма, он триумфально восклицает: именно об этом он хотел со мной поговорить:

– Я собираюсь похитить самых богатых мужчин в стране, и мне понадобится твоя помощь. Предлагаю двадцать процентов… двадцать процентов от сотен миллионов долларов, родная…

Значит, Армандо де Армас не лгал!

Пабло попал ко мне в руки еще совсем ребенком. Поскольку в том же возрасте я уже была состоявшейся женщиной, то привыкла заботиться о нем. Он до сих пор не знает этих мужчин так хорошо, как знаю их я. Произношу с недоверием:

– И зачем тебе похищать бедных парней с двумя, тремя или пятистами миллионами долларов, если у тебя три миллиарда и даже больше? Ты богаче, чем все они, вместе взятые. Если станешь похитителем, твои враги скажут, что ты не только сошел с ума, но еще и бедняк, и съедят тебя заживо! То, что ты курил – не «Samarian Gold», а «Hawaiian Platinum», Пабло. Ради всего святого, насколько богаче ты еще хочешь стать?!