Любить Пабло, ненавидеть Эскобара

– Если общественность узнает, что тебя тут содержат в таких условиях, полстраны выстроится в очередь на вход! Это отличный отель! Как думаешь, меня примут на полгода, когда я наконец скоплю состояние, как у тебя?

Хильберто смеется, с ноткой грусти отмечая, что я совсем не изменилась. Мы садимся друг напротив друга за длинным столом и заводим беседу. Он рассказывает: хотя ему очень повезло вернуться на родную землю, на свою территорию, годы в европейской тюрьме были ужасными. Постоянно приходилось думать, не сдадут ли их испанцы гринго. В ответ на действия Белисарио Бетанкура и Фелипе Гонсалес предприняли различные меры, они с Хорхе Очоа добились того, что на них завели менее тяжкие дела в Колумбии, чтобы национальная судебная система подала иск раньше североамериканской, это и спасло их от экстрадиции в США.

– Сюда мне приносят домашнюю и ресторанную еду. Но в Испании все было по-другому. Это не первый плачевный опыт, моя королева, но ты не представляешь, каково каждый день есть макароны без соли… и слышать шум железных решеток, опускающихся с адским скрипом, не дающих спать, утром, днем и вечером… Но самое тяжелое – все это время думать о том, что твоя женщина тебе изменяет…

– Но с кем же будет изменять тебе La Fiera? Уверена, хоть она и ведьма, но верная!

– Да нет же, любовь моя, я не ее имею в виду… Я говорю о том, что было между нами… Париж, помнишь… Или ты уже обо всем забыла? – спрашивает он с нескрываемой грустью.

Никогда бы не смогла рассказать Хильберто, что сделал со мной Пабло, узнав о том, что было в Париже. Этот ужасный эпизод – один из наших самых сокровенных секретов. В любом случае, я отплатила Эскобару сполна, теперь мы квиты, и боль уже практически полностью забыта. Кроме того, я поклялась никогда в жизни об этом никому не рассказывать. Нежно глядя на Хильберто, я отмечаю, что за три года получила от него всего лишь одно письмо, и спрашиваю, когда его выпустят. Он отвечает: через пару месяцев, настаивая, что хотел бы снова увидеться. Потом рассматривает мои волосы, делает комплимент и предлагает выпустить шампунь с моим именем. Я благодарю его, уточняя, что скорее бы запустила линию косметики и средств по уходу за кожей, но у меня нет денег. Он обещает, что, когда выйдет на свободу, мы это обсудим. Я, сменив тему, спрашиваю, зачем они убили Уго Валенсию, который должен был несколько машин моим друзьям из семьи Раад и много денег знакомой ювелирше.

– Угито не платил по счетам и обзавелся в Медельине очень опасными врагами. Слава богу, здесь, в долине, не происходит таких ужасных вещей… Но, давай не будем об этом, я уже не знаю, что творится с бизнесом, поскольку ушел на покой. Правда! Ты мне не веришь?

Мне кажется, это вынужденный… и временный уход. Кроме того, стало заметно, что Хильберто уже не так безмятежно смеется. Он словно потерял некое лукавое обаяние, свою отличительную черту. Однако, думаю, почти для всех женщин, мужчины, временно потерпевшие поражение, обладают особым шармом, нежели те, которые кажутся неуязвимыми. Я убеждаю Хильберто, что он самый везучий в мире. Он повторяет: годы тюрьмы оставили глубокий след, жизнь никогда не станет прежней. Клеймо известного бандита скажется и на детях. Уверяю: это цена, которую они должны заплатить за наследство в тысячи «запятнанных» миллионов долларов, его дети должны быть очень благодарны за жертвы, принесенные во имя их блага.

Глубоко погрузившись в ностальгию, Хильберто объясняет, что уже никогда не сможет выехать из Колумбии. Есть риск, что за границей его задержат по требованию американского правительства и экстрадируют в США. А это значит – даже с таким состоянием он уже не сможет вновь увидеть Париж. Мы обсуждаем его занятия, а также, что он читает в тюрьме – «Сердце Тьмы» Джозефа Конрада, Стефана Цвейга, его любимого автора; мечту стать дирижером оркестра – знаю, что это возможно. Прощаясь спустя пару часов, Густаво обещает на следующий день после освобождения навестить меня. Вернувшись домой к Кларе, я прохожу рядом с бархатным футляром, где лежат холодные бриллианты и изумруды, которые одинаково могут стоить копейки или миллионы, и напоминаю себе: «Пути Господни неисповедимы» – как счастливо пела Дина Вашингтон:

«

Как все меняется за день,за каких-нибудь двадцать четыре часа…»

* * *