Любитель полыни

— Обычно он не говорит с людьми на осакском диалекте и не придирается к словам. Как бы дружен он с тобой ни был, ему не следовало вести себя так развязно.

— Мне тоже показалось, что он слишком оживлён. По-твоему, он намеренно вёл так себя?

— Не сомневаюсь.

— Но почему? Неужели он думал, что передо мной ему надо изо всех сил выказывать свою радость?

— Что-то в этом роде. В действительности Хироси тебя побаивается. Он тебя любит, но в то же время немного опасается.

— Но почему?

— Он не знает, насколько мы с женой близки к решению наших проблем, и думает, что твой приезд — предзнаменование грядущих изменений, что без тебя мы так просто не справимся и ты приехал, чтобы довести дело до конца.

— В самом деле… Тогда мой приезд ему неприятен.

— Ну, это не так. Его радует, что ты привёз так много подарков. Он всегда рад тебя видеть. Но твой нынешний приезд его страшит. В этом отношении я чувствую то же самое, что и он. Мы с тобой обсуждаем, сказать ему или нет, но если по правде, то я говорить не хочу, а он не хочет слышать. Он не знает, что именно ты ему скажешь, но он опасается, не объявишь ли ты ему то, о чём его отец молчит.

— И он изображает радость, чтобы скрыть свой страх?

— В конечном счёте, и я, и Мисако, и он — мы все трое одинаково малодушны. И сейчас мы все трое находимся в одинаковом положении… Если хочешь знать, и меня твой приезд пугает.

— Что же, пустить дело на самотёк?

— Тоже нельзя. Как бы ни было страшно, надо с этим обязательно покончить.

— И как быть? А этот Асо — что он за человек? Если вы не в состоянии, не может ли он начать действовать?

— Он тоже связан. Он ничего не будет предпринимать, пока Мисако не примет решения.

— Ну, это естественно. Иначе получится, что он разрушил вашу семью.

— Вдобавок мы с самого начала условились, что нужно всё сделать по взаимному согласию и ждать момента, удобного для Асо, для Мисако и для меня.

— И когда же наступит этот удобный момент? Пока один из вас не сделает наконец первого шага, такой момент никогда не наступит.

— Ну, это не так… Вот посмотри, сейчас мартовские школьные каникулы, и с определённой точки зрения это время благоприятное. Представь, если Хироси от переполняющих его переживаний вдруг перед всем классом зальётся слезами! Разве можно допустить такое? А во время школьных каникул я поведу его в кино, повезу куда-нибудь, как-нибудь его отвлеку, и он понемногу начнёт забывать.

— Так почему же сейчас ты ничего не начинаешь?

— Сейчас неудобно для Асо. Его старший брат в начале будущего месяца едет за границу, нельзя в такое время создавать трудности, а вот когда брат уедет, препятствий не будет.

— Тогда благоприятного момента придётся ждать до летних каникул.

— Летние каникулы длинные…

— Так может тянуться до бесконечности. Летом опять что-то возникнет.

Ширококостные, с выступающими венами руки по-мужски худощавого Таканацу слегка дрожали, как будто он нёс тяжести, — вероятно, от выпитого сакэ. Руку с сигарой, похожей на капусту, он протянул под котелок и стряхнул пепел на поднос с водой, на котором стояла горелка.

Встречаясь с двоюродным братом, что происходило раз в два-три месяца, Канамэ всегда испытывал противоречивые чувства. С ним он рассуждал, когда лучше всего приступить к делу, но в душе всё ещё колебался, разводиться ему или нет. Таканацу же, предполагая, что это дело решённое, обсуждал лишь вопрос об удобном времени. Он не собирался убеждать Канамэ в необходимости этого шага, но раз уж развод неминуем, с ним надо покончить как можно быстрее. Канамэ отнюдь не похвалялся силой воли, которой у него не было, но каждый раз при общении с братом он подпадал под влияние его мужественного, твёрдого характера, чувствовал, как у него самого рождается смелость, и говорил о разводе как о деле безоговорочном. Его радовало ощущение, что он может управлять своей судьбой, но если говорить начистоту, Канамэ, слишком слабовольный для энергичного поступка, был погружён в пустые мечты о том времени, когда он снова будет свободен. Он был счастлив, что эти неясные перспективы в разговорах с братом становились живыми, обретали плоть. Брат не давал ему повода к новым грёзам, но само его присутствие вселяло надежду, что, если повезёт, фантазии Канамэ в конце концов воплотятся в жизнь. Конечно, разлука всегда печальна. С кем бы ты ни прощался, расставание само по себе несёт в себе грусть. Вероятно, Таканацу прав — если сложа руки ждать подходящего времени, оно никогда не наступит.