Люблю и ненавижу

– Тебе давно пора уходить из этой больницы, – категорично заявила миссис Кордейл. – Если ты наконец взялась за ум, я очень рада.

Она допила кофе и принялась собираться на работу. Карен немного приободрилась. Раз мама так реагирует, значит, еще не все так плохо. Она сможет устроиться в каком-нибудь другом месте, может быть, вместе с Энни на почте, будет зарабатывать деньги. Им с Эдом хватит…

Карен проводила мать и принялась прибираться в квартире. Она не позволяла грустным мыслям одолевать себя. Все обязательно наладится.

За ревом пылесоса она не сразу расслышала телефонный звонок.

– Алло, – проговорила она в трубку.

– Карен, это ты? – спросил мужской голос.

На душе у Карен потеплело. Это был он.

– Привет, Эд, – сказала она беззаботно. – Как дела?

– Нормально, – ответил он несколько удивленно. – А ты как?

– Не могу сказать, что прекрасно, – рассмеялась она, – но все в норме.

Особенно сейчас, когда я слышу твой голос, добавила она про себя.

– Я рад. Знаешь, у меня для тебя есть кое-какие новости. – Эд замялся. – Они наконец договорились, как с тобой поступить, и Мелтон хочет, чтобы ты подъехала сегодня в больницу к четырем часам.

У Карен пересохло во рту. Как быстро они разобрались, как с ней поступить.

– Конечно, я приеду, – проговорила она после небольшой паузы. – А ты случайно не в курсе, что они решили?

Конечно, Эд должен знать. Наверняка Макфлайер ввела его в курс дела.

– Мне неудобно отсюда говорить. Вдруг кто-нибудь услышит…

У Карен потемнело в глазах. Неужели он не понимает, насколько важно ей быть подготовленной к тому, что они скажут ей сегодня?

– Эд, я очень прошу тебя, расскажи, – произнесла она настойчиво.

– Ладно, – вздохнул он. – Они как-то замяли это дело. Никакой огласки и проверяющих из медицинской комиссии штата не будет. Очень удачно для больницы, этот Гэлгем – парень с головой.

Карен слушала его и удивлялась собственной выдержке. Откуда у нее силы спокойно воспринимать все это?

– Ну а тебе придется уволиться, – выпалил Салливан скороговоркой.

Первой мыслью Карен было: бедняга Эд! Как ему тяжело сообщать мне это…

– И еще… тебе надо будет дать обещание никогда больше не заниматься медицинской практикой, – продолжил Салливан. – Ты не сможешь работать медсестрой, и учиться на врача тебе тоже не позволят.

– Но… как же так? – пролепетала Карен. – Я никогда не смогу стать хирургом?

Несмотря на всю свою готовность уйти из хантервильского госпиталя и работать на почте с сестрой, Карен втайне лелеяла надежду на то, что она сможет когда-нибудь доучиться и заниматься любимым делом. Когда-нибудь позднее, и не здесь, когда все забудется и никто не будет знать об этой истории. Ведь на самом деле она не совершила ничего ужасного.

Трудно сознавать, что в глазах людей ты преступница. Особенно когда это не соответствует действительности.

– Карен, ты должна их понять, – пробормотал Эд.

– Понять? – воскликнула она. – Они спасли свои шкуры, но избрали меня козлом отпущения? Я должна расплачиваться одна?

Карен душили рыдания. Салливан молчал.

– Я была готова уйти, – лепетала она в трубку. – Была готова. Я все понимаю. Но они не должны лишать меня возможности продолжить учебу. Они не могут…

– Карен, послушай меня! – Голос Салливана звучал расстроенно. – Мелтон оберегает репутацию больницы, поэтому воспользовался возможностью замять эту историю. Никто ничего не узнает. Но в их глазах это тебя не извиняет, и они собираются покарать тебя со всей строгостью.

Карен всхлипывала.

– Я пытался защитить тебя, но у меня ничего не вышло. Никто не желал меня слушать. Если бы все вскрылось, тебе пришлось бы предстать перед судом, и его приговор мог быть более суров… Карен, ты слышишь меня?

Она молчала.

– Карен, любимая, прошу тебя, не расстраивайся…

Она истерически захохотала.

– Возьми себя в руки, – строго сказал он. – Хотя бы ради меня.

Это несколько отрезвило ее. Ради него – очень весомый аргумент. Разве не ради него она разрушила свою жизнь?

– Ты сможешь приехать пораньше? – спросил Эд. – Скажем, в половину четвертого? Я бы встретил тебя, и мы могли бы все хорошенько обсудить.

– Хорошо, – прошептала она. Что они успеют обсудить за полчаса?

– Отлично, – обрадовался Салливан. – Тогда я буду ждать тебя у пиццерии ровно в половину. До встречи, любимая!

Карен повесила трубку и уселась прямо на пол. Итак, ее худшие опасения стали явью. То, что казалось ей преувеличенной угрозой и бессмысленной жестокостью, обрело реальные формы.

А что ты хотела? – спросила она себя с горечью. Они-то считают тебя убийцей. Пусть невольно, но для них ты виновата в смерти этой женщины. Или ты рассчитывала, что они раскусят твою игру и увидят, что это всего лишь благородная попытка выгородить всеобщего любимчика? Что они поддержат тебя и не станут наказывать?

Карен фыркнула. Она избрала эту долю сама. Теперь надо до конца испить чашу горечи.

11