Люблю твои воспоминания

Проезжая на пути к папе мимо своего дома, я стараюсь на него не смотреть. Однако глаза проигрывают битву с мозгом, и я вижу машину Конора, припаркованную рядом. Со времени последнего совместного ужина в ресторане у нас произошло несколько разговоров, причем раз от раза температура привязанности, которую мы друг к другу испытывали, падала, пока не дошла до нижнего уровня шкалы. Первый звонок раздался через сутки после того ужина, поздно ночью. Конор спрашивал — в самый последний раз, разумеется, — правильно ли мы поступаем. Я лежала на кровати в крошечной комнате, где провела свое детство, смотрела в потолок и чувствовала, как его сбивчивые слова и мягкий голос вползают в мое ухо. Ну точно как десять лет назад, когда мы только познакомились. В тридцать три года, вернувшись к отцу после семейной неудачи и слыша в трубке несчастный голос мужа, я, признаться, пережила борьбу с самою собой. Ведь как просто было вспомнить все хорошее, что мы пережили вместе, и изменить решение! Однако простые решения — это обычно неправильные решения, и жизнь порой ставит нас в ситуации, когда отступление смерти подобно.

Следующий звонок Конора был несколько суше и прозаичнее: неловкие извинения и упоминание каких-то юридических моментов. Следующий — раздраженный вопрос о том, почему мой адвокат еще не ответил его адвокату.

Потом он позвонил и сказал, что его недавно забеременевшая сестра заберет кроватку, отчего на меня накатила волна дикой зависти. Я бросила трубку и швырнула телефон в мусорное ведро. В последнем разговоре Конор сообщил мне, что упаковал все свои вещи в коробки и через несколько дней уезжает в Японию. И может ли он забрать кофеварку?

Каждый раз, вешая трубку, я чувствовала, что мое нерешительное прощание не было окончательным, оно больше походило на «еще увидимся». Я понимала, что пока еще есть шанс вернуться назад, что какое-то время Конор будет неподалеку, что я, прощаясь, где-то в глубине души не рассталась с ним по-настоящему.

Я останавливаю машину и смотрю на дом, в котором мы прожили почти десять лет. Разве Конор не заслужил, чтобы я попрощалась с ним по-человечески?

Нажимаю на звонок, но к двери никто не подходит. Через окно я вижу, что вещи упакованы в коробки, стены голые, поверхности пустые, все готово для въезда новой семьи, которая будет тут жить. Я поворачиваю в замке свой ключ и вхожу в дом, стараясь произвести как можно больше шума, чтобы не застать Конора врасплох. Уже готовлюсь окликнуть его, как вдруг слышу доносящийся со второго этажа тихий мелодичный звон. Я поднимаюсь в наполовину выкрашенную детскую и вижу Конора, сидящего на мягком копре. Он смотрит на детскую игрушку — мышку, бегающую за сыром, и из глаз его текут слезы. Я пересекаю комнату и обнимаю его. Сев на пол, я прижимаю его к себе и нежно баюкаю. Закрываю глаза и отключаюсь.

Конор перестает плакать и медленно поднимает на меня глаза:

— Что?

— А? — Я выхожу из транса.

— Ты что-то сказала на латыни.

— Я ничего не говорила.

— Говорила. Только что. — Он вытирает глаза. — С каких это пор ты говоришь на латыни?

— Да не говорю я на ней!

— Ну конечно! — скептически фыркает он. — И что же означает та единственная фраза, которую ты знаешь?

— Понятия не имею.

— Ты должна знать, ты же это только что сказала.

— Конор, я не помню, чтобы что-то говорила. Он пристально смотрит на меня, и в его взгляде я читаю чувство, весьма напоминающее ненависть. Я с трудом сглатываю.

В напряженной тишине на меня смотрит незнакомец.

— Ладно. — Конор встает и идет к двери. Больше никаких вопросов, никаких попыток понять меня. Ему теперь это безразлично. — Патрик возьмет на себя функции моего адвоката.

Отлично, мне придется иметь дело с этим придурком, его братом.

— Хорошо, — шепчу я.

Конор останавливается в дверях, оборачивается и обводит глазами комнату. Лицо каменное, только желваки шевелятся.

Бросив последний взгляд на бывший дом и бывшую жену, он уходит.

Вот оно и случилось, окончательное прощание.

В эту ночь я сплю урывками: новые картинки вспыхивают у меня в голове. Они озаряют мое сознание быстро и резко, как вспышка молнии, а затем отступают назад, в темноту.

Церковь. Звонят колокола. Разбрызгиватели. С приятным журчанием в бокал льется красное иино. Старые здания с витринами магазинов. Витражи.

Через лестничные перила я вижу мужчину с зелеными ступнями, закрывающего за собой дверь. Ребенок у меня на руках. Девочка со светлыми волосами, знакомая песня.

Гроб. Слезы. Родственники в черном.

Качели в парке. Все выше и выше. Мои руки осторожно подталкивают ребенка. Я, сама еще ребенок, на детских качелях. Пухлый маленький мальчик взлетает вверх — я опускаюсь вниз, я поднимаюсь высоко в воздух — мальчик оказывается на земле. Снова разбрызгиватели. Смех. Я и тот же мальчик в купальных костюмах. Пригород. Музыка.

Колокола. Женщина в белом платье. Вымощенные булыжником улочки. Соборы. Конфетти. Крики. Хлопки.

Мужчина с зелеными ступнями закрывает дверь.