Люблю твои воспоминания

— Я просто подумал, что побуду с тобой, перед тем как, ну, понимаешь, на всякий случай… — Его глаза наполняются слезами, и он отводит взгляд.

Скажи ему правду.

— Эл, послушай, ты должен кое-что знать. — Голос у него дрожит, и Джастин откашливается, пытаясь с ним совладать.

Ты никогда никому этого не рассказывал. — На папу страшно давила его работа. У него было полно проблем, и не только финансовых, которыми он ни с кем не делился. Даже с мамой.

— Я знаю, Джастин. Знаю.

— Знаешь?

— Ну да, я все понимаю. Папа не свалился замертво просто так, без причины. Он испытывал дикий стресс. А я нет, знаю. Но с тех пор как с ним это случилось, с самого детства, я живу с мыслью, что меня ждет та же участь. Эта мысль вертелась у меня в голове, сколько я себя помню, и теперь, когда до дня рождения осталось совсем немного, а я в неважной форме… Закрутился на работе, вот и не следил за собой. Никогда у меня не получалось делать, как ты, понимаешь?

— Эй, тебе незачем мне объяснять…

— Помнишь тот день, который мы провели с ним на лужайке перед домом? Всего за несколько часов до того, как мама нашла его… Ну, помнишь, как мы веселились всей семьей?

— Хорошее было времечко. — Джастин улыбается, сдерживая слезы.

— Ты помнишь? — смеется Эл.

— Как будто это было вчера, — продолжает улыбаться Джастин.

— Папа держал шланг и поливал нас обоих. Казалось, он в отличном настроении. — Эл озадаченно хмурится, ненадолго задумывается, потом снова расплывается в улыбке. — Он принес маме здоровый букет, помнишь, как она воткнула тот крупный цветок себе в волосы?

— Подсолнух. — Джастин слушает его и кивает.

— И было очень жарко. Помнишь, как тогда припекало?

— Ага.

— Папа закатал штаны до колен и снял ботинки с носками. Трава намокла и липла к его ногам, а он все бегал и бегал за нами… — Эл улыбается далекому воспоминанию. — Тогда я видел его в последний раз.

А я не в последний.

В памяти Джастина тут же всплыла картина, как отец закрывает за собой дверь гостиной. Джастин забежал в дом, чтобы сходить в туалет, от возни с водой он едва не лопался. Насколько он знал, все его домашние еще играли на улице. Он слышал, как мама бегает и смеется над Элом, а пятилетний Эл просто визжит от смеха. Но, спускаясь по лестнице, он увидел, как папа выходит из кухни и идет через холл. Джастин спрятался за перилами, чтобы выпрыгнуть и застать отца врасплох.

Тут он заметил, что у папы в руках. Бутылка, которую хранили взаперти в кухонном шкафчике и доставали только по особым случаям — когда из Ирландии приезжали в гости папины родственники. Они пили из этой бутылки и пели песни, которых Джастин раньше никогда не слышал, но его папа знал все слова наизусть, смеялись, рассказывали истории, а иногда плакали. Он не знал, почему эта бутылка сейчас в руках отца. Может, сегодня он хотел петь, смеяться и рассказывать истории? Или плакать?

Потом Джастин увидел у него еще и баночку с таблетками. Он знал, что это таблетки, потому что они были в такой же баночке, что и лекарства, которые принимали мама с папой, когда болели. Джастин так надеялся, что папа не заболеет и что он не будет плакать. Он смотрел, как отец закрывает за собой дверь, держа в руках таблетки и бутылку. Ему бы знать тогда, что собирается сделать папа, но он не знал. Он снова и снова думает об этой минуте и пытается заставить себя тогдашнего крикнуть и остановить отца. Но девятилетний Джастин его не слышит. Он так и стоит, пригнувшись, на лестнице, ждет, пока папа выйдет, чтобы выпрыгнуть и напутать его. Проходит время, и он уже чувствует: что-то не так, но он не очень понимает, откуда взялось это чувство, и не хочет проверять, как там папа, чтобы не испортить задуманный сюрприз.

Он подождал еще несколько минут, которые показались ему часами, но из-за двери по-прежнему не доносилось ни звука. Сглотнув комок в горле, Джастин встал. Он слышал, как на улице хохочет Эл. Хохот звучал и когда он вошел в комнату и увидел зеленые от травы ступни. Он так ясно помнит эти ступни, папу, распростертого на полу. Помнит, как провел взглядом по ногам, по телу и разглядел папины глаза, безжизненно уставившиеся в потолок.

Он ничего не сказал. Не закричал, не дотронулся до него, не поцеловал, не попытался ему помочь: он хоть и мало что понимал тогда, знал, что помогать уже поздно. Он просто медленно попятился прочь из комнаты, закрыл за собой дверь и выбежал обратно на лужайку перед домом, к маме и братику.