Любой ценой. Том III

Если бы чертов Интарс изначально называл вещи своими именами, а не пользовался эвфемизмами вроде «снадобья», «амулета» и иже с ними, я бы еще в тот же вечер прошерстила интернет и в подробностях выяснила, что за приобретение совершил при моем посредничестве Агапов, благо, информации о борфиме в сети было предостаточно. Всё рассказанное Интарсом, в принципе, подтверждалось – в Африке действительно испокон веков существовал зловещий культ Людей-леопардов, помимо ритуальных убийств, практикующих также и каннибализм, однако, последний официально зафиксированный инцидент с участием Аниото датировался шестидесятыми годами прошлого века, и с тех пор о тайном обществе ничего слышно не было. Возможно, прояви я чуть больше рвения и пытливости, мне бы удалось докопаться до истины «методом научного тыка», притом, круг поисков был ограничен одним континентом. При определенной доле везения я была рано или поздно вышла на борфиму, сопоставила бы факты и поняла, что Интарс продал мне не безобидный предмет декоративно-прикладного искусства народов Западной Африки, а настоящее воплощение самых жутких кошмаров белого человека. Впрочем, даже если бы я выяснила, что в кожаном мешочке зашиты фрагменты чьего-то растерзанного тела, эти шокирующие данные скорее всего вызвали бы у меня лишь приступ брезгливого отвращения, но вряд ли заставили бы поверить в древнюю магию, пока я лично не столкнулась бы с проявлениями потусторонних сил. Да, мне нужно было пуститься в изыскания сразу после показательного боя с Морисом Дюруа, но я, будучи рациональной до мозга костей, упорно склонялась к версии о токсичных компонентах амулета, проникающих в кровь через кожу, и мне даже в голову не приходило, что основная причина стремительного ухудшения психологического состояния «Хитмен» кроется совсем в другом. Я умоляла доктора Беннета взять амулет на анализ и затем искренне недоумевала, почему развернутые лабораторные тесты не выявили наличия опасных веществ, но мне было невдомек, что отчаянно рыть носом землю мне надлежит в ином направлении. Зашоренность мышления не позволила мне расширить рамки сознания, я зациклилась на самом простой и логичной теории, забыв о том, что «есть многое на свете, друг Горацио, чего не снилось нашим мудрецам». Однобокое, примитивное восприятие реальности оказало мне медвежью услугу, и я пала жертвой своих ошибочных представлений об устройстве окружающего мира, хотя стоило мне на миг отбросить привычный скепсис, как передо мной тут же окрылись бы бездонные бездны. Напрасно я мнила себя приверженцем широких взглядов, и для меня стало крайне неприятной новостью внезапно обнаружить, насколько узколобо я смотрю на жизнь. Честно говоря, разум и теперь продолжал активно сопротивляться любым намекам на мистику, все чаще проскальзывающим в моих рассуждениях, но отныне для меня не существовало ничего невозможного, и я резко изменила критерии оценки происходящих событий. Там, где без предупреждения отключался мозг, меня не раз спасала интуиция, особенно заметно обострившаяся после трагедии в Лас-Вегасе, и я не видела оснований не прислушиваться к внутреннему голосу. Я непростительно долго запрещала себя верить в сверхъестественную природу амулета, но сейчас я не сомневалась, что тошнотворно жуткая «начинка» борфимы – ничто без сопровождающего изготовление кожаного мешочка обряда, и у меня волосы вставали дыбом, стоило мне лишь вообразить, какое могущественное колдовство процветало в глубине африканских джунглей. Ради Яна я была готова спуститься в преисподнюю, но иногда у меня возникало чувство парализующего ужаса, и я боялась, что в самый ответственный момент я не совладаю с трясущимися поджилками и в панике отступлю назад. Чем дольше я читала о зверствах Аниото, тем отчетливее становилось пугающее ощущение собственной беспомощности –наверное, Интарс был прав, предупреждая меня о фактическом отсутствии шансов на успех, и я была неминуемо обречена на сокрушительный провал в неравном противостоянии с неведомым врагом. Но вот вопрос, могла ли я выбросить белый флаг, если от моей смелости всецело зависело будущее «Хитмена», и найду ли я покой, оставив Агапова умирать на больничной койке? Я обязана была выиграть эту войну, и меня мало волновало, что я могу и не услышать, как трубят победные фанфары – пусть мне было предначертано не вернуться из Африки, оплакивать меня все равно никто не будет, но я не хотела уходить к праотцам, не выполнив свою главную и единственную задачу. И если на сегодняшнем этапе от меня требовалось умаслить Интарса, чтобы в качестве благодарности за оказанную услугу он уберег мою шкуру от подстерегающих на каждом шагу угроз, я непременно сделаю это в наилучшем виде.