Любовь

Она удивилась, как мало это ее шокировало. Ее намерением было устроиться работать секретаршей или, еще лучше, куда-нибудь на фабрику, где после войны платили очень даже прилично. Еще не отойдя от несколько чрезмерного празднования ее шестнадцатилетия и окончания школы в Мэйпл-Вэлли, она очутилась в таком месте, которое ее мать назвала бы «вонючим борделем» (как во фразе «он что, собирается превратить весь дом в…»). Тогда она лишь усмехнулась. Нервически. Территория Каллистии, подумала она, вспоминая виденную на пляже женщину со шрамом. В гостиную, где сидела Кристина, из столовой залы одна за другой невзначай просачивались девицы и, окидывая деланно равнодушными взглядами ее костюм, обменивались репликами; к ней не обращались. Это напомнило ей первый день в Мэйпл-Вэлли: подчеркнуто равнодушное, но въедливое обследование; прощупывание скрыто-враждебными вопросами. Когда же и здешние девицы занялись ею вплотную: «Ты откуда родом? А шляпка – ничего. И туфли тоже классные, где покупала? А причесончик-то!…» – сходство еще усилилось. Самые молоденькие принялись болтать о собственной внешности и о бойфрендах; те, что постарше, роняли о том и другом умудренные, горькие реплики. Как и в Мэйпл-Вэлли, у каждой своя роль; хозяйка за режиссера. Сбежала, называется! Что Мэйпл-Вэлли, что отель Коузи, что бордель Манилы – и там и там гнетущая напряженность на почве секса, и там и там обиды, с ним же связанные; везде ограничение свободы, везде положение определяют деньги. И одно и то же в центре всех трех сообществ – мужчины и их насущные нужды. Этим вторым побегом, предпринятым из-за того, что оставаться дома становилось просто опасно, Кристина хотела добиться воплощения мечты о независимости и чтобы никто не лез в ее жизнь. Хотелось самой устанавливать правила, самой выбирать друзей, самой зарабатывать и распоряжаться деньгами. Уже хотя бы поэтому застревать у Манилы ей было никак нельзя, да только ведь легко сказать, а на дворе сороковые годы, да цветная, да образование ни для чего, кроме замужества, не годится, так что, когда Эрни Холдер в тот же вечер заприметил ее, ему достаточно было поманить пальцем. И прощай независимость, прощай жизнь, в которую никому не позволено лезть. Из приюта Манилы он перетащил ее в организацию, где лезть в твою жизнь не только позволено, но и положено по уставу, где больше всего правил и меньше всего свободы выбора – в самое громоздкое и самое мужское сообщество в мире.

Рядовой первого класса Эрнест Холдер зашел к Маниле, чтобы купить немножко удовольствия, а нашел юную красавицу в матросском костюмчике и жемчугах, лежащую на диване с журналом «Лайф» в руках. Предложил вместе поужинать; Кристина согласилась. За десертом уже строили планы. Вожделение так непреложно, что кажется судьбой. И когда речь идет о постели – с него какой-то прок, конечно, есть. Но когда о жизни в браке – это же курам на смех!

Кристина выключила двигатель и, опустив противосолнечный козырек, посмотрелась во вделанное в него зеркальце. Это не было привычным ее движением, но когда она первый раз пришла в контору Гвендолин Ист, произошла одна встреча. Уже взялась было за ручку двери, собираясь войти в дом, как вдруг ее кто-то тронул за плечо. Какая-то старуха в бейсболке и теплом тренировочном костюме, ощерившись, глядела на нее снизу вверх.

– Вы ведь Кристина Коузи, я не ошиблась?

– Не ошиблись.

– Ну точно, я так и думала. Когда-то я работала у Коузи. Давно, давно это было.

– Правда?

– Я помню вас. Лучшие ножки на пляже. Ах, какой вы были красивой. Какая кожа, какие чудные волосы. А глаза, я смотрю, все те же, подумать только. Бог ты мой, какая вы были зажигалочка. Ничего, что я так о вас говорю?

– Да пожалуйста-пожалуйста, – сказала Кристина. – Уродки о красоте всё знают. Им иначе нельзя. – И пошла, не оглянувшись, так и не узнав, плюнула ей вслед старуха или усмехнулась.

Но теперь при каждом визите к адвокату она перед выходом из машины не может удержаться и не посмотреть в зеркальце. «Чудные волосы» нуждались в стрижке и укладке, причем какой угодно укладке. Кожа по-прежнему была почти без морщин, но «все те же» глаза смотрели затравленно, беспокойно и казались совершенно чужими.

Гвендолин Ист радости не выказала. Весь уклад регулярной работы в конторе – это порядок и заранее назначенные встречи. Приход Кристины был подобен взлому.

– Надо поторопиться, – сказала Кристина, придвигая стул ближе к столу. – Кое-что затевается.

– Простите? – наморщила лоб Гвендолин.

– Да с этим завещанием. Ее надо остановить.

Гвендолин подумала и решила, что потакать этой невеже, хоть она и клиентка, не стоит гонорара, который еще то ли будет, то ли нет.

– Послушайте, Кристина. Я вас поддерживаю, вы это знаете, может быть, и судья поддержит. Но вы ведь там живете, за квартиру не платите и на полном обеспечении. То есть фактически можно сказать, что миссис Коузи вас содержит, хотя делать это она никоим образом не обязана. Так что выгоду от обладания собственностью вы и так получаете, как если бы ее вам присудили. Может, даже и лучше.