Любовь – это розы и хлыст

– Итак, – контесса развернула листок, – Читаю: «В последнее время я чрезвычайно обеспокоена общим неустройством нрава, поведением и поступками своей дочери Нормы. Боюсь, в связи с тем, что я отличаюсь слабым здоровьем, я не сумела сыграть сколь-нибудь заметной роли в воспитании девочки. Мне трудно это признать, как отцу, но я должен сообщить вам, контесса: моя дочь крайне злонравна, склонна к общению с недостойными людьми, имеет порочные привычки, ленива, капризна, неблагочестива до того, что отваживается хулить Спящего и признаваться в безверии своему духовнику. Природные наклонности девочки ужасны; в столь невинном возрасте она уже познала некоторые отвратительные стороны жизни и, похоже, нашла в том некое удовлетворение. Я чрезвычайно встревожена таким состоянием Нормы. Сейчас ей всего шесть лет, а она уже является сосудом зол, греха и погибели. Чего же ждать дальше? С трепетом сердечным я представляю себе, как, подрастая, девочка будет постоянной угрозой чести рода, ее привычки и наклонности станут всё более развращенными и бесстыдными. Я дошла в своих страхах до того, что подозреваю свою дочь уже теперь в потере невинности, так развращено это дитя! Прошу, нет, умоляю вас, контесса: примите мою Норму в одну из опекаемых вами схол; пусть это будет учебное заведение самого строжайшего распорядка, менторы в нем не должны делать девочке никаких послаблений и скидок на возраст, наоборот, ввести самые жестокие способы телесного наказания по отношению к ней. Лишь строгостью, жесткостью и жестокостью возможно искоренить в этом ребенке порочный нрав и преступную злобность… Поэтому, контесса, едва вы получите это письмо, прошу вас незамедлительно отправиться в Кастелло-дель-Чьяве и предъявить свои права на Норму, которые я вам в этом письме полностью предоставляю. Если вы встретите непонимание со стороны менторши моей дочери, а также домоправителя, покажите им это письмо. Они обязаны отпустить с вами девочку: это мой безоговорочный приказ. Я вверяю ее вашей власти, вы вольны делать с нею, что угодно, лишь бы это служило исправлению ее порочности. Если Норма откажется ехать с вами, примените всю возможную силу, а также скажите ей, что в случае неповиновения вам я отрекаюсь от нее, как от дочери, лишаю ее своего родительского благословения и покровительства, она не получит положенного наследства и титула; более того, я клянусь, что лично продам ее в рабство в любое из чернокожих племен Архипелага Слоновой Кости. Надеюсь, вы исполните мою просьбу, причем в скором времени, также надеюсь, что ваши усилия не пропадут втуне, и Норма станет порядочной благонравной девушкой, достойной носить фамилию Азиттизи. Прошу вас запретить ей общаться с другими воспитанницами, запретить разговоры, сплетни, лакомство, привязанность к вещам и безделушкам и так далее. Вы знаете, что надобно делать. Разумеется, я выплачу любые суммы по первому вашему требованию, деньги будут взяты из наследственной доли Нормы. Засим остаюсь ваша покорная слуга, вдова Азиттизи. Писано в день св. Сабато месяца агосто, пятого года правления рекса Альфонсо Светоносного».

Она сложила листок пополам и спрятала в борсетта. Потом долго и испытующе глядела на меня. О Спящий! Я была оглушена, раздавлена, убита! Моя мать считает меня порочной! Моя мать готова отречься от меня! Готова даже продать меня в рабство! А схола! Это что, вроде многоместной тюрьмы для девочек, которые вызвали гнев у своих родителей?!

Я соскочила с кресла и подбежала к окну. Мне хотелось вспрыгнуть на подоконник, распахнуть створки и броситься вниз, прямо на острые камни замкового двора! Лучше смерть, чем такой ужас! Неужели только для этого меня лечили и опекали!

Видимо, контесса догадалась о направлении моих мыслей. Она качнула кистью руки в мою сторону и тихо проговорила:

– Комбатанте, прошу вас…

Узкий и щуплый мужчина с вислыми усами встал и шагнул ко мне, лицемерно улыбаясь:

– Доминика Норма, что это вы задумали? Вернитесь в кресло, пэр фаворэ!

Меня затрясло от ненависти:

– Не смейте мне указывать в моем доме! Убирайтесь, все убирайтесь! Это ложь, мой отец не мог написать такое! А если даже и написал, я никуда не поеду! Ни в какую схолу, будь она проклята! Шагу не ступлю из кастелло! Охрана, на помощь!

Я напрасно их звала. Нет, я не верю, что они меня предали, просто им запретили даже нос высовывать с людской половины замка. Я знаю, они меня жалели и несмотря ни на что, не считали меня сосудом зла и греха.

Комбатанте шел прямо на меня, чуть пригнувшись, мерзко улыбаясь, растопырив руки, словно мы собрались играть в салки. Я отступала от него, мне была омерзительна даже мысль о том, что его тонкие, похожие на дождевых червей, пальцы коснутся меня, моей одежды.

– Не подходите ко мне! – завизжала я, а когда он все-таки приблизился, чтоб меня ухватить, извернулась и сумела лягнуть его прямо в пах. Он скорчился и отскочил.

– Зачем вы так, доминика Норма, – мягко встала с кресла грациозная тварь, контесса. – Мы все хотим вам добра…