Он сразу узнал лицо ее мужа, хотя очень редко смотрел телевизор. В руках у вошедшего были цветы, но дряблые, словно несвежие. Он был в очень стильном песочном пальто, обмотан каким-то невиданным шарфом.
— Гуляешь, Полинка? — рокочущим басом спросил бывший муж и отодвинул ее рукавом, таким длинным, что он показался пустым. — А кадр откуда? Неужто любовник?
Она прислонилась затылком к буфету и закрыла глаза, словно предоставляя Алексею самому решить, что ему делать.
— Проваливай, милый, — миролюбиво сказал муж и бросил цветы на стол. — Новый год наступает.
Из негромко работающего телевизора забили куранты, и голос диктора принялся отсчитывать оставшиеся минуты.
— Три, два, один…
Вместе с криками «ура», взорвавшимися на экране, муж вдруг оттолкнул Алексея так сильно, что тот пошатнулся.
— Кому я сказал!
Алексей посмотрел на Полину, которая все еще стояла с закрытыми глазами, и, опустив руки на светло-песочные плечи актера, вдруг вмял его в стену. В ответ муж ударил его по лицу.
— Кончайте, — устало сказала Полина и оторвалась от стены. — Алеша, останься. А ты — пошел вон.
— А я «пошел вон»? — удивился актер. — Да что с тобой, детка? Поганок наелась? А ты — пошел вон. У нас Новый год. Сам не видишь?
Размахивая полупустыми рукавами, актер бросил Алексея и, с обезьяньей ловкостью вскочив на стол, рванул на себя переливающуюся люстру. Люстра сорвалась с потолка, посыпалась вся голубыми огнями. Актер тут же спрыгнул, распахнул окно и с криком победы швырнул ее вниз. Внизу завизжали, потом засмеялись.
В комнате стало почти темно, мерцала в углу новогодняя елка. Полина, побледневшая до самых корней своих темных волос, молча распахнула перед мужем дверь и, закусив нижнюю губу, застыла на пороге.
— Твой выбор, — сказал бывший муж. — Будешь плакать.
После его ухода они несколько минут сидели молча, не глядя друг на друга.
— Умойся, — попросила она тихо. — Там чистое все. Полотенце, салфетки. Умойся, и сядем за стол.
Алексей покорно пошел в ванную, смыл с себя кровь, приложил к заплывшему глазу смоченное в холодной воде полотенце, вернулся к столу.
— Прости, — она всхлипнула. — Черт ненормальный!
— Ты что, его любишь? — спросил он, с трудом ворочая распухшим, соленым от крови языком.
— Любила ужасно.
— Сейчас тоже любишь?
— Сейчас не люблю. А ты уже хочешь уйти?
— А зачем я останусь?