Любовь и бесчестье

— А что случилось с семьей десятого лорда Фэрфакса? Я знаю, его дети скончались раньше его, а что стало с его женой?

— К несчастью, ваша милость, леди сильно хворала после смерти своих детей. Она умерла на десять лет раньше лорда.

— Так он жил здесь один?

Эдмунд кивнул:

— Много лет.

— Вы долго работали на него?

— С тех пор как окончил школу, — сказал Эдмунд. — Не желаете ли посмотреть амбарные книги прямо сейчас, ваша милость?

— Нет, не сейчас. Чуть позже, — ответил Монтгомери, отворачиваясь к окну и тем самым давая понять, что отпускает Эдмунда.

К счастью, поверенный оказался сметливым и понял намек.

Оставшись в одиночестве, Монтгомери обошел вокруг письменного стола и сел. Что, черт возьми, он должен делать?

Уж, разумеется, не сидеть здесь, любуясь своими владениями.

Ему бы следовало испытывать чувство гордости за то, что он вернулся в Шотландию и теперь обладал титулом, о котором Магнус не дерзнул бы и мечтать. А вместо этого чувствовал только печаль за мальчика, так любившего это место, что он решился построить его точную копию в далекой стране.

Постояв, Монтгомери выскользнул из библиотеки, спустился по черной лестнице, которая оказалась точно такой, какую он ожидал увидеть, и вышел из Донкастер-Холла.

— Думаю, нам следует навестить бедную Веронику при первой же возможности, — говорила Аманда, принимая от матери пакеты с покупками.

Графиня Конли не стремилась обременять себя приобретениями. Зато Аманда любила эти выходы с матерью. Это был один из немногих случаев, когда они оставались наедине. В остальные моменты кто-нибудь из сестер или братьев непременно увязывался за ними и слушал их разговоры.

— Ты не купила нитки для вышивания, Аманда, — сказала ее мать, делая знак кучеру.

Он продвинулся вперед на дюйм, потому что лондонская улица была запружена народом и экипажами, а мать Аманды направлялась к обочине тротуара, предоставив дочери следовать за ней.

— Я передумала, — сказала та.

От ее ежеквартальной дотации осталось всего несколько монет, а до следующей выдачи было два месяца. Ее родители рассчитывали, что она будет тратить свои деньги на вещи, которые она скорее хотела бы иметь, чем нуждалась бы в них. Понимали ли они, как дороги новые перчатки? А уж духи от Флорис просто были не по карману.

Ее мать бросила на нее взгляд искоса.

— Ты забыла, дорогая Аманда, что Вероника — новобрачная? Было бы просто бестактно врываться к ней в первые недели брака.

— Ну, в обычных обстоятельствах я бы этого не предлагала, — ответила дочь, в свою очередь, передавая покупки горничной. — Если бы мы были хорошо знакомы с Монтгомери, другое дело, но ведь он американец. Он для нас чужой, да и для Вероники ненамного ближе.

Аманда позволила своему голосу упасть до вздоха, на что ее мать ответила новым взглядом искоса.

— Они поженились благодаря скандалу, матушка. И как бы ни было неуместно, я считаю разумным убедиться лично в том, что Монтгомери — хороший муж.

Аманда молитвенным жестом сжала руки:

— Поспешный брак влечет за собой разочарование и раскаяние.

— Если это и так, — сказала ее мать, опережая ее и садясь в карету, — то почему ты так стремишься посетить Веронику?

Аманда почувствовала, как в желудке у нее запорхали бабочки, и это ощущение слишком походило на страх, чтобы быть приятным.

— Я должна принимать во внимание свою репутацию, матушка. Если Вероника совершит что-нибудь, грозящее репутации нашей семьи, я по крайней мере узнаю об этом заранее.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, она могла бы вернуться в Лондон, — ответила Аманда.

— Зачем, ради всего святого, ей возвращаться в Лондон? — спросила ее мать. — Она замужем за лордом. Конечно, это всего лишь шотландский титул, но все-таки она леди.

— Если ее брак окажется несчастливым, — продолжала Аманда, — к кому она прежде всего обратится в Лондоне? Ведь мы ее единственные родственники. И что еще она выкинет?

— Она и думать не думает ни о чем таком, — сказала ее мать, но лицо ее выразило беспокойство, и эта мысль, должно быть, показалась ей неприятной.

— Если, конечно, матушка, вы ее уже проинструктировали, что подобное поведение едва ли терпимо.

Аманда устроилась рядом с матерью и, разглаживая подол платья руками в перчатках, хмуро глядела на горничную, запутавшуюся в собственных ногах.

— Конечно, — согласилась ее мать. Минутой позже старшая из леди снова заговорила: — Ты в самом деле думаешь, что она на это способна? Вернуться в Лондон? Но это было бы возмутительно.

Аманда только посмотрела на мать и ответила слабой улыбкой:

— Вероника однажды уже повела себя самым возмутительным образом. Вернуться домой…

Она извлекла носовой платок и прижала его ко рту, будто стараясь удержаться от продолжения своей речи.

— Несколько недель не стоит вторгаться к ней, — сказала графиня Конли. — А потом молодая пара начинает принимать визитеров. И в этом случае даже американец и шотландка знают, как вести себя достойно.

Аманда откинулась на спинку сиденья, вполне довольная собой. Она знала, что скоро ее финансовые проблемы, возможно, будут решены.