Любовь и бессмертие

– Я люблю твои слабости. Я их и раньше видел.

Я прищурила глаза.

– Тогда… поцелуй меня!

Поцелуй случился продолжительным. Василич громко крякнул, выждал немного и спросил:

– Так это, Сергей Михалыч, горько, что ли?

Серёжа прерывать поцелуй не торопился и, нацеловавшись вволю, прерывающимся голосом ответил:

– Сладко, Василич, не оторвёшься! А ты-то позабыл, видать, сладость женского ротика, Машу что, уже и не целуешь?

– А он с коровами за день так нацелуется, что уже и не до Маши. Ты послушай его, Сергей Михалыч, он же только о коровах и говорит. Видать, и ночует с ними! – ответил за Василича Володя.

Все засмеялись, а Володя бросил взгляд на Ольгу, но та, не заметив ни взгляда его, ни шутки, переглядывалась с Павлом.

Перед десертом, я пришла на кухню заваривать чай. Маша убирала остатки салатов в холодильник и досадовала, что не догадалась испечь сладкого к чаю:

– И что в ум не пришло? Максим Сергеич с малыми в дом прибежал, сказал ведь мне, что с тобой и Сергей Михалычем всё в порядке. Я могла испечь чего-нибудь, успела бы. – Толкнув дверцу холодильника, Маша попятилась и бессильно опустилась на стул. – Ох, Маленькая, что промеж вас произошло-то, что Сергей Михалыч так заболел? Он крепкий, а тут… Ох, и испугалась я! – Маша заплакала. Я бросила своё занятие и обняла её. – Стефан пришёл белее волос своих, не сел, упал на диван. Я спрашиваю: «Что там? Как Сергей Михалыч?» Он глазами вращает и молчит. Ну, я и подумала, что всё… – Маша махнула рукой. – Хорошо, Оля побегла к домику узнать… – Она протяжно всхлипнула-вздохнула. – Оох, батюшки-светы.

– Устала сегодня ты, Машенька, переволновалась.

– Ничё, Маленькая. – Маша похлопала меня по руке. – Главное, что все живы. И граф, вишь, помирал совсем, а ты пришла, посидела с ним пять минут, он и ожил. Ещё лучше прежнего стал. Главное, Маленькая, что ты и Сергей Михалыч помирились. Теперь опять всё хорошо будет! Граф Андрэ сказал, что ты офис свой бросила?

– Бросила, Маша!

– Вот и хорошо! Дом без тебя пустой. И детям хорошо с тобой будет, и нам всем. Ваняткой сама займись, а то он всё с дедом, всё книжки, вишь, читают. Твои-то дети в эту пору на языках разных уже разговаривали, посуду мыли, Василичу помогали, да много, что уже умели.

– Хорошо, Маша, займусь.

– Ну ты не стой возле меня. – Она опять похлопала меня по руке. – Чай-то заваривай. Успокоилась я, с тобой и лекарств никаких не надо. – Она поднялась со стула. – А я сейчас варенье разное достану, рахат-лукум твой любимый, конфет положу. Завтра пораньше встану и торт испеку. Сергей Михалыч сказал, завтра гости будут. Ты-то какой торт хочешь?

Я пожала плечом, но Маше мой ответ и не нужен был.

– Я твой любимый сделаю, с бизе. Орехи НБ наколет. Максим Сергеич с бизе тоже любит. Узаконив свой выбор любовью главы семьи к бизе, Маша задумалась. И задумалась, вероятно, над тем, что глава семьи опять сменился. Услышав мой смешок, Маша рассмеялась сама и махнула рукой со словами:

– Оба они, и Сергей Михалыч, и Максим Сергеич торты не едят!

Я расхохоталась, а она ворчливо добавила:

– Теперь к обоим приноравливаться надо. Два главы-то теперь у нас! Ну заваривай, пошла я.

Я составляла чайники в раковину, когда на пороге появился Паша.

– Маленькая, давай я сам ошпарю.

– Давай, Паша.

Только он взялся за чайник с кипятком, на кухню вбежала Ольга. Павел окинул её взглядом, она зарозовела, спрятала глаза за ресницами и начала составлять на разнос вазочки с вареньем. Убежала, вновь прибежала, опять впотай бросив взгляд на Павла.

«Неужели отношения? – обрадовалась я и сама себя окоротила: – Да нет! Опять придумываю! Разница у них в годах большая. Ольге двадцать семь в этом году. Она с одного года с Максом и Катей. А Павлу? Павлу… пятьдесят четыре… Ну так и знают они друг друга почти восемь лет…»

– Лидия Ивановна, давайте я заварники возьму.

– Да, Оля, – я посторонилась, – прости, задумалась.

Я смотрела, как Ольга переставляет чайники на сервировочный столик. Маленькие ручки мелькали умело и сноровисто, без суеты. Я подняла взгляд на её лицо – глаза девушки были полуприкрыты ресницами, на губах блуждала мягкая улыбка. «Светится, как светятся любящие и счастливые взаимностью женщины… Ах! Она беременна! – Нечаянно обнаружив тайну, я смутилась и заспешила к двери, оставив Павла и Ольгу одних. – Счастье-то, какое! Пашка – отец!»

Серёжа и Андрэ распивали заветную бутылочку, ту самую – Николаевскую, что граф получил от зятя в подарок на Новый Год. Желание графа исполнилось – я и Серёжа вновь вместе.

Саша сидела на коленях у отца. На коленях графа примостился сонный Ваня. «Где Катька? – с досадой подумала я, направляясь за внуком. – Ване спать уже давно пора! Настя уехала – ребёнок бесхозный!»

Настя, няня всех моих детей и внука, уехала в Чехию навестить свекровь – маму Андрея, доживающую век в полном одиночестве, сначала схоронив сына, а следом и мужа.

«Вот и останется Настя няней в усадьбе! – забыв про досаду, вновь порадовалась я. – Ваня подрос, так у Ольги сынок родится!»