– Я решила не говорить до времени. И вот… ты первая, кому сказала. Если я сейчас расквашусь, детки пострадают от обилия негативных эмоций, если я позволю себе обиду на их отца, я искалечу их восприятие мира – в них не будет понимания гармонии мужского и женского. Поэтому я выбрала смотреть на случившееся с горы любви, а не из бездны обиды и жалости к себе. Мне, Катюша, надо вырастить малышей в ещё лучших условиях, чем были у тебя и Макса, потому что рядом с ними не будет их отца. А для этого мне надо, чтобы в доме продолжали жить счастье и любовь. Я намерена набрать новых светлых людей в семью, но для начала, Катя, мне надо сохранить то, что уже есть. Твой папа лучший мужчина в мире, восполнить его отсутствие невозможно, но я должна сделать всё, чтобы воспитать деток достойными своего отца. Я рассчитываю на помощь мужчин – Андрэ, Стефана и, особенно Максима. Макс почти полная копия Серёжи, надеюсь, он будет любить своих брата и сестру. В любви графа и Стефана я не сомневаюсь.
Вот и всё, девочка. Я не знаю, что тебе ещё сказать. Каков твой источник силы, я не знаю. Знаю только – он у тебя есть. Через твою жизнь впервые пронёсся ураган. Ты сейчас сидишь на развалинах, оплакиваешь поруганные ценности, ищешь виновных, ты напугана и растеряна. Пришла пора расчищать завалы, Котёнок.
– А с какого завала начать?
– Ну, например, с иллюзии о совершенстве твоего отца. Совершенные на земле не воплощаются, каждый имеет слабости и совершает ошибки, даже лучшие из людей.
– Значит, новая семья папы – это его ошибка?
– Я не знаю, Котёнок, вполне возможно, что его ошибка – это брак со мной.
– Тогда получается, что и мы с Максом ошибка, и детки.
– Нет, Катя, не всё так однозначно. Всё устроено много сложнее. Вы не можете быть ошибкой, хотя бы потому, что пришли в воплощение, когда ошибка уже совершена. Иными словами говоря, вы пришли на сложившиеся обстоятельства, а, следовательно, ваши личные духовные задачи наиболее вероятно решить именно в этих обстоятельствах. А ещё вы пришли для того, чтобы было легче исправлять ошибку нам. Для меня, например, это так. Вы – мой свет, моя опора. Без вас… – Боясь вызвать у себя слезливый потоп, я не стала договаривать и привлекла Катю к себе. – Катюша, доченька, я люблю тебя. Я восхищаюсь твоим талантом, твоим умом, у тебя есть внутренняя сила. Я хочу, чтобы ты отбросила прочь обиду на папу. Я много раз говорила, повторю вновь – человек всегда больше, чем его поступок. Твой папа – это ваши отношения, ваша взаимная любовь, а вовсе не его запутанные отношения с женщинами.
– А ты? Ты простишь его?
– Должна и хочу простить, Катюша, но… я ещё не выговорила обиду, не выплакала жалость к себе, и, боюсь, это меня ещё настигнет.
– Почему должна простить, я поняла, а почему хочешь простить?
– Потому что самое гибельное состояние для личности – это укоренившееся состояние обиды на кого-то. Хуже этого только чувство вины.
– А если папа захочет вернуться, ты примешь его?
Я покачала головой.
– Зачем? Я уже прошла этот путь. К чему повторяться?
– Ты не веришь, что он может измениться?
– Я сомневаюсь, что я та, кто ему нужен.
– А папа? Он тот, кто тебе нужен?
– Я люблю его. Я люблю его каждой клеточкой тела, каждой частичкой себя. И случившееся моей любви не отменяет.
– Знаешь, мама, ты не права. Силу свою ты черпаешь в любви. А про детей ты ему скажешь?
– Нет. Сейчас нет. И коль силу я черпаю в любви, я надену на себя доспехи любви, вооружусь любовью, повергну в прах обиду, и тогда скажу! – Я рассмеялась. – Катька, я есть хочу, пойдём ужинать, договорим ночью. Пойдём?
Катя обнимала меня за плечи, я её за талию, в таком тесном объятии мы вернулись в гостиную. Семья продолжала пребывать в напряжённом молчании – сидя за общим семейным столом, каждый ублажал свой взгляд содержимым своей тарелки.
– Ужин похож на тризну. Катька, придётся публику веселить.
Максим поднялся встретить нас. Не видя Макса за спиной, Серёжа тоже встал. Сын опередил его, прошёл мимо, и Серёжа остался на месте.
– Что, сынку, домочадцы пребывают в печали? – спросила я.
– Мама, не получается завести хоть какой-нибудь разговор, я пытался. – Максим разбил наши с Катей объятия. Вклинившись между нами, он обнял каждую за талию, приподнял и закружился вокруг своей оси.
Катя невесело хохотнула:
– Ты, братка, как в «Золушке». На вопрос: «Что делать?», предлагаешь танцевать.
– А что? Можем попробовать, я один, вы двое, танго на троих. А, мама? – И, не ожидая согласия, громко попросил: – Папа, нажми, пожалуйста, на кнопочку пульта, девчонки хотят танцевать.