Любовь и бунт. Дневник 1910 года

И вот, проповедуя любовь ко всем людям, Л. Н. создал себе самого близкого человека, иначе говоря кумира;

этим оскорбил и изранил всю меня, все мое сердце, и примириться с свиданиями с этим самым близким человеком я совершенно не в состоянии. Теперь хоть этой непосредственной близости посредством свиданий быть не может, а духовная – она неосязаема и долго не может быть поддерживаема с таким дураком. Когда еще он за границей печатал сочинения Л. Н., то был предлог общения, а теперь не на чем держаться этому духовному общению.

Говорила с Дунаевым; то же непонимание, предложение уехать за границу, и одно, с чем я со всеми согласна, – это с советом помнить года и близость смерти Л. Н. и делать ему все возможные уступки и поблажки. Но если моя уступка будет ценою моей жизни или в меньшей мере моего отъезда из моего дома – будет ли это Льву Ник – у легче, чем не видать Черткова?

Я еще не могу ручаться за себя, я не знаю, как я отнесусь к этому, но я чувствую, что вынести близости Л. Н. с Чертковым я уже не могу, не могу никак и никогда.

Пришли Булгаков и еще какой-то юноша, тоже из несчастных, попавших в сеть Черткова. Еще здесь Надя Иванова. Читала корректуру, мало работала, плохо мне вообще, и физически и морально. Лев Ник. сегодня бодрее, ел с аппетитом, погулял по саду и как будто отдохнул. Играл в шахматы с этим юношей, игравшим плохо, и потому Льву H-у весело не было с ним играть и его два раза обыграть. На дворе оттепель и гололедка, и езда ни на чем невозможна.

...

Д. П. Маковицкий . Дневниковая запись.

Софья Андреевна сегодня два часа говорила с Дунаевым, представлялась ему страдалицей и прикидывалась сумасшедшей; говорила так искусно бестолково, что Дунаев поверил ей, что она сумасшедшая. От этого напряженного разговора привела себя в возбужденное состояние, а потом и вечером без удержу перебивала беседу и, очень вероятно, ночью и завтра будет тревожить Л. Н., как прошлый раз после такого же разговора и самовозбуждения с Долгоруковым.

Она говорила Дунаеву, что, если Л. Н. увидится с Чертковым, она себя убьет. Софья Андреевна еще говорила, что от Л. Н. больше никогда ни на день не уедет, потому что он без нее может умереть. Дунаев ей на это: «Скорее может случиться, что при вас от вас умрет». – «Пусть умрет!» – ответила Софья Андреевна.

Л. Н. Толстой . Дневник для одного себя. Ничего враждебного нет с ее стороны, но мне тяжело это притворство с обеих сторон. От Черткова письмо ко мне, письмо Досеву и заявление. Все очень хорошо, но неприятно нарушение тайны дневника. Дунаев хорошо говорил. Ужасно, что он рассказывал с ее слов ему и Марии Николаевне.

Л. Н. Толстой . Из письма В. Г. Черткову. Про письмо Досеву, как вы верно угадали, мне было тяжело, неловко. Так уж я, видно, умру под тем и дразнящим и стыдящим меня недоразумением некоторых людей о значении моей деятельности. Но дорого мне то духовное общение ваше с той лучшей маленькой частью меня, которую вы одну видите и которая получает несвойственное ей значение без знания всей остальной большой гадкой части меня. Спасибо и за то, что вы признаете существование ее. Такое знание и прощение дороже всего для твердого дружеского общения.

23 октября