Любовь и девы

Но самое главное: в глазах Лялечки больше не было озорного блеска, какой бывает у детей, открывающих новогодний свёрток. Такой взгляд часто гаснет, если под яркой бумагой не оказалось вожделенного, загаданного подарка.

Сергей Петрович как умел старался зажечь в ней этот блеск. Потому что сам горел изнутри. Зажечь мужчину-деву удаётся не всем, но если уж удаётся, тот загасить этот огонь не сможет и бригада пожарников. Только он сам.

Но прежде была обещанная драма. Он пытался объясниться, узнать причину потухшего взгляда, разобраться в переменах. Но получал от Лялечки неизменный и вежливый, хотя и прохладный диагноз «Всё нормально». Какое уж тут нормально, когда… да ладно бы поссорились, там, повздорили бы открыто. Было б очевидно. Но никаких признаков! Симптоматика отсутствует!

Он упрямо подсовывал ей конфеты и записки на завсить медсестёр различной степени замужества. Он поджидал её после дежурства и вроде как случайно попадался на глаза. А затем делал вид, что ему с ней по пути, хотя совместный маршрут уводил его далеко от дома и протекал в неловком молчании. А когда и это не подействовало, записывался на ненужные приёмы, симулировал ухудшение зрения, умышленно перечил Сивцеву, жаловался на головокружения от ношения очков. «Головокружения – это не ко мне, это к неврологу», отвечала Лялечка и выписывала направление в 14-й кабинет.

И вот теперь как всякая профессиональная, потомственная и породистая дева Сергей Петрович отменил общение с Лялечкой. Aut Caesar, aut nihil. Он капал в свои ярко-серые глаза бесцветные и бесвкусные капли, но они вытекали обратно, уже солёными. Любовь если не слепа, то у неё определённое очень плохое зрение, хотя отличное чувство юмора. Она тоже не прочитала нижнюю строчку И М Ш Ы Н Б М К. И слово «вечность» из этих букв не сложилось.

Когда год клонился к закату, в сдвоенном кабинете с гипсокартонной стеной провели наконец раздельную проводку. Но темнеть теперь стало рано, и у Лялечки, которая дежурила после обеда, почти всегда горел верхний свет.