«Рабочий техникум» по электротехнике получил. Пришли мне, Татька, «Рабочий техникум» по черной металлургии. Обязательно пришли (посмотри мою библиотеку – там найдёшь).
Был раз (только раз!) на море. Купался. Очень хорошо! Думаю ходить и впредь.
Она была так молода, у неё вся жизнь ещё была впереди. В 1931 году ей только лишь исполнилось 30 лет. Она училась в Промышленной Академии на факультете искусственного волокна. Это была новая область для тех лет, новая промышленная химия. Из мамы получился бы отличный специалист. Остались её тетрадки – аккуратные, чистенькие, наверное, образцовые. Она отлично чертила, и дома, в её комнате стояла чертёжная доска. В Академии учились её приятельницы – Дора Моисеевна Хазан (жена А.А. Андреева) и Мария Марковна Каганович. Секретарём партячейки у них был молодой Никита Сергеевич Хрущев, приехавший в Академию из Донбасса. После окончания Академии он стал профессиональным партийным работником. А мамины приятельницы стали работать в текстильной промышленности. Она жаждала самостоятельной работы, её угнетало положение «первой дамы королевства».
Дважды она, забрав детей, уезжала к родным. Сначала Дед уступил и первым пошёл на примирение. Во второй раз она не рассчитала свою власть, и ей пришлось вернуться самой, не дождавшись от него знака. Она не услышала и слова упрека: он вёл себя так, словно ничего не произошло. Но её самолюбие, уязвленное его победой, даже тут нашло повод для боли.
И я думаю, что именно потому, что она была женщиной умной и внутренне бесконечно правдивой, она своим сердцем поняла, в конце концов, что отец – не тот новый человек, каким он ей казался в юности, и её постигло здесь страшное, опустошающее разочарование.
Но были ещё причины иного рода. Видимо, трудное детство не прошло даром, у Надежды развивалась тяжёлая болезнь – окостенение черепных швов. Болезнь стала прогрессировать, сопровождаясь депрессиями и приступами головной боли. Всё это заметно сказывалось на её психическом состоянии. Она даже ездила в Германию на консультацию с ведущими немецкими невропатологами. Эту поездку ей устроил Павел Сергеевич (Аллилуев), работавший в то время торгпредом в Германии. Врачи предписали ей полный покой и запретили заниматься какой-либо работой.
Сталин и мой отец дружили. Сталин удивлялся, что отец женился на моей маме, Евгении Александровне Земляницыной, дочери священника, иронизировал – «поповская дочка». Он послал отца с семьёй в Германию работать в Торгпредстве, и мы жили в Дюссельдорфе, потом несколько лет в Берлине. В Берлин приезжала Надежда Сергеевна на консультации к немецким врачам. У нее были сильные головные боли. Врачи отказались оперировать её серьезное заболевание: сращение черепных швов.
…Канель (?) мне сказала после смерти Нади, что при просвечивании рентгеном установили, что у неё был череп самоубийцы). Не знаю, так ли это, во всяком случае, у нее был ранний климакс, и она страдала приливами и головными болями…
Сохранились приказы о предоставлении ей отпусков в связи с необходимостью лечения: с 1 декабря 1920 года, с 8 апреля 1922 года. В приказе руководства управления делами от 10 мая 1922 года указывалось: «Пом. Секретаря Б[ольшого] СНК тов. Аллилуева переводится в группу утерявших трудоспособность сроком на 2 месяца с 8.V.22 г. ввиду её болезни».
Вот и накладывалось одно на другое. Скандалы вспыхивали, как сухая солома жарким летом, и чаще по пустякам. Надежда не раз грозилась покончить с собой. И трагедия совершилась…
Она очень ревновала его. Цыганская кровь.