Любовь и дружба и другие произведения

«О счастливый возлюбленный прекрасной Жанетты! О благородный обладатель ее сердца, сердца той, что отдана другому! Скажи, почему ты до сих пор не признался в своих чувствах предмету своей любви?! Вдумайся: еще несколько недель, и всякой радужной надежде, какая у тебя наверняка еще теплится, настанет конец, ибо несчастная жертва отцовской жестокости будет обручена с постылым и отвратным Грэхемом! Так почему же ты, жестокосердный, потворствуешь ее и твоему будущему несчастью?! Поделись же поскорей тем планом, который у тебя наверняка созрел! Ваш тайный союз спасет вас обоих и явится залогом вашего будущего счастья!»

Благородный Маккенри, чья скромность, в чем он впоследствии признался, была единственной причиной того, что он столь долго скрывал свою необузданную страсть к Жанетте, понесся, получив сие пылкое послание, на крыльях любви в Макдональд-Холл и с таким жаром выразил свои чувства к той, кто внушил их ему, что после нескольких встреч наедине молодые люди, к нашей с Софией вящей радости, отбыли в Гретна-Грин, где и вознамерились отпраздновать свой союз, предпочтя это место всем остальным, хотя от Макдональд-Холла оно и находилось на весьма почтительном расстоянии.

Прощайте.

Лаура

ПИСЬМО ТРИНАДЦАТОЕ

Лаура — Марианне (продолжение)

Лишь спустя почти два часа после их отъезда Макдональд и Грэхем заподозрили недоброе. Впрочем, даже и тогда отсутствие влюбленных не вызвало бы подозрений, если бы не следующее незначительное происшествие. Отперев однажды по чистой случайности одним из своих собственных ключей потайной ящик в библиотеке Макдональда, София обнаружила, что в ящике этом он хранит важные бумаги, а также некоторое количество крупных банкнот. Этим открытием она поделилась со мной, и, договорившись, что лишить этой суммы, возможно, к тому же, добытой нечестным путем, такого гнусного негодяя, как Макдональд, будет только справедливо, мы решили, что всякий раз, когда кому-нибудь из нас случится оказаться в этой комнате, мы будем изымать из ящика одну или несколько банкнот. Этот хорошо продуманный план мы часто и с успехом осуществляли; но, увы, именно в день бегства Жанетты, в ту самую минуту, когда София торжественно извлекла из ящика пятую по счету банкноту, собираясь переложить ее в свой кошелек, в комнату, причем без всякого предупреждения, ворвался не кто-нибудь, а сам Макдональд. София (которая, при всем своем обезоруживающем мягкосердечии, умела, когда ситуация того требовала, держаться с тем достоинством, на какое способен только прекрасный пол) окинула распоясавшегося проходимца суровым взглядом и срывающимся от возмущения голосом поинтересовалась, по какому праву тот врывается в комнату без стука, нарушая тем самым ее уединение. Бессовестный Макдональд, не пытаясь даже отвести от себя обвинение, попытался, в свою очередь, пристыдить Софию за то, что та якобы хочет завладеть его деньгами. Этого София стерпеть не могла.

— Негодяй! — вскричала она, поспешно пряча банкноту обратно в ящик. — Как смеешь ты обвинять меня в поступке, одна мысль о котором вгоняет меня в краску?!

Однако низкий негодяй, как ни в чем не бывало, продолжал поносить оскорбленную Софию, да еще в столь непристойных выражениях, что в конце концов сия нежная натура не выдержала и, желая отыграться, в сердцах поведала ему о бегстве Жанетты, а также о том, какую активную роль мы в этом сыграли. В самый разгар их ссоры случилось войти в библиотеку и мне, и Вы легко можете себе представить, что и я, ничуть не меньше Софии, была оскорблена огульными обвинениями в свой адрес злонамеренного и презренного Макдональда.

— Низкий негодяй! — вскричала я. — Кто позволил тебе бессовестно очернять безукоризненную репутацию этого ангела во плоти?! Отчего в таком случае не подозреваешь ты и меня?

— Будьте покойны, сударыня, — отвечал он, — точно так же я подозреваю и вас и потому требую, чтобы вы обе немедленно покинули этот дом. Даю вам на сборы полчаса.

— Мы сделаем это с охотой, — ответила София, — в душе ведь мы уже давно возненавидели тебя и, если бы не дружеские чувства к твоей дочери, не оставались бы так долго под твоей крышей!

— И вы еще называете это дружескими чувствами?! — отвечал он. — Хороша дружба — отдать мою единственную дочь на поругание беспринципному авантюристу!

— Да! — воскликнула я. — Во всех наших несчастьях меня утешает лишь мысль о том, что этим дружеским поступком в отношении Жанетты мы сполна рассчитались за гостеприимство, оказанное нам ее отцом!

— За что я вам обеим от души благодарен! — съязвил он.