Любовь и голуби (сборник)

ИВАН (поет). Шё-о-ол ка-а-а-азак через речку домо-о-ой,Шё-о-ол до-о-омой молодой, холостой,О-о-бло-о-омилась доска,По-одве-е-ела казака…

Появился Римас. Хотел было выйти к поющим, но придержался за углом дома, решив дослушать песню. Закурил.

ИВАН. …За-аче-ерпнул он водыСа-а-погой!

Обняв мужа, вступила Александра. Поют привычно слаженно. Хорошо поют.

ИВАН, АЛЕКСАНДРА. О-о-бло-омилась доска,По-о-две-е-ла казака —За-ачерпнул он водыСа-а-пого-о-ой!

Когда песня кончилась, все молчали, боясь сбить возникший сладостно-тревожный тон. Зашло солнце, утягивая за собой последний свет заката. Набирало силу слабое мерцание первых звезд. Издали раздалось едва слышимое блеянье коз.

АЛЕКСАНДРА (прислушавшись). Ваня, не наши бекают?

ИВАН. Тося… А счас Катька.

АЛЕКСАНДРА. Доиться просят. Допивайте, ребяты, остатки, пора идти.

СОФЬЯ. Посидели б еще.

АЛЕКСАНДРА. Козы, слышишь, надрываются. Доить надо.

АННА. Пока светло. Да?

АЛЕКСАНДРА. Конечно.

ИВАН (наливая последнее Петру и себе). Тогда за вас, бабы. Лучше вас на свете нет.

Мужики выпили.

АЛЕКСАНДРА. Нюр, бери посуду, поможем Соне.

Собрав все со стола, кроме не выпитого Анной стакана, женщины уходят в дом. Александра приостановилась на крыльце.

АЛЕКСАНДРА. Вань!

ИВАН. Оу?!

АЛЕКСАНДРА. Шайки-то в бане забыли! И Нюрину, и нашу! Сбегай, принеси! (Ушла.)

ИВАН. Тю ты, ек комарок…

Убежал в огород к бане.

Петр подошел к сараю, поправил на стене косу и, расстегивая ширинку, с опаской глядя на крыльцо, потрусил к углу дома, где, сидя на корточках, курит Патис.

РИМАС (вовремя заметив пристроившегося было облегчиться на него Петра, шарахнулся в сторону). Т-ты что?!

ПЕТР (от неожиданности взмахнув руками).

А?! Итит твою!

РИМАС. Елки-палки… Прицелился… Ладно, ничего.

ПЕТР. Патис?

РИМАС. Хорошо милицию встречаешь.

ПЕТР. Так я… А ты чего тут?

РИМАС. Радио дома нет – пришел вас послушать.

Небольшая пауза.

ПЕТР. И как?

РИМАС. Что?

ПЕТР. Радио. Понравилось?

РИМАС. Заслушался. Чуть под твою брызгалку не попал. С Краснощековым гуляешь?

ПЕТР. С ним.

РИМАС. Закуришь? (Протянул Петру папиросу.)

ПЕТР. Давай. Римас Альбертыч, ты, правда, чего тут делаешь? Спичку дай.

Появился Иван с двумя цинковыми тазами. Положил их на лавку, взял стакан с самогонкой, хотел выпить, но, услышав голоса, прошел к углу дома.

РИМАС. Сейчас-то облегчись. Не терпи.

ПЕТР. Расхотелось.

ИВАН. О! Патис! Здоров, Римас Альбертыч!

Римас кивнул.

Женька сказала, был ты, убежал. Чего? Мог бы попариться…

РИМАС. Некогда.

ИВАН. Ну раз некогда… давай.

РИМАС. Что давай?

ИВАН. Я почем знаю. Ты… с повесткой, наверное… Или как? Правильно, Петь?

ПЕТР. Если на фронт – повестка… А чего еще?

ИВАН. Мы уж было подумали – забыли про нас.

Небольшая пауза.

РИМАС. На арест не повестки – ордера выписывают.

ПЕТР. Какой арест?

ИВАН. На фронт когда?

РИМАС. А как стемнеет. (Помолчав.) Приехали за вами. Из органов. Госуправление безопасности. (Ивану.) Понял?

ИВАН (не сразу). Из органов? Губисты… Понял.

ПЕТР. А где они?

РИМАС. У председателя догуливают. В три ночи за тобой, потом к Краснощекову… пойдем.

ИВАН. Ко мне?

РИМАС. К тебе. Как стемнеет, уходите… Чтоб никто не видел.

Пауза.

ПЕТР. Бумагу, что ль, накатал кто?

РИМАС (кивнув). Бумагу. Не одну.

ИВАН. Кто?

РИМАС. Не ясно кто?

ПЕТР. Губарев?

Римас не отвечает.

Римас… В чем обвиняют?

РИМАС. Разное. Жучок в муке… Шесть мешков. Было?

ПЕТР. Вот гадина! Он же сам из муки всю березу выкинул!

РИМАС. Какую березу?

ПЕТР. Ветки! Обшкуренные…

ИВАН. От жучка они. Если ветка в муке, с ней – хоть десять лет – ничего не сделается. И никаких жучков.

ПЕТР. А этот долбень – председатель, мать вашу – взял и всю березу выкинул… Никому ничего не сказал. Конечно, жучок появится.

РИМАС. Подумал, наверное, что мусор?