Любовь и гром

На сей раз она позвала его уже не шепотом. Если он действительно отправился поджидать ее в коридоре, как говорил, она крепко на него рассердится, несмотря на то, что он сейчас… А что именно, собственно говоря, он сделал? Снова спас ей жизнь? Ведь она так до сих пор этого и не знает, и не будет знать, пока…

Его рука появилась так внезапно, что Джослин аж подпрыгнула. Значит, он все время был здесь и прекрасно ее слышал! Однако сейчас не самое подходящее время закатывать ему сцену за то, что он заставил ее ждать, решая, стоит протягивать ей руку или нет. Да и вообще она не может выразить свое недовольство Кольтом без того, чтобы не предоставить ему предлог уволиться. А этого ей как раз совсем не надо. К тому же она давно знает, насколько Кольт не джентльмен. И вряд ли он станет менять свои привычки только потому, что она трясется от холода и боится показаться в полуодетом виде в ярко освещенном гостиничном фойе.

Сперва она отдала Кольту револьвер, который он быстро сунул в кобуру перед тем, как снова протянуть ей руку. Теперь возникла другая сложность: она никак не могла дотянуться до него, даже поднявшись на цыпочки. Джослин хотела было сказать ему об этом, но у нее возникло такое чувство, что на большее ей рассчитывать нечего. Он не опустит руку ни на дюйм ниже, даже если может. По какой-то одному ему известной причине он не хочет втаскивать ее на крышу. Но она не менее упряма, чем он.

Джослин подпрыгнула, зацепившись пальцами за руку Кольта. Ноги ее беспомощно повисли в воздухе, а пальцы начали скользить. Она едва не закричала и приготовилась шлепнуться на заднее место, когда он рывком подтянул ее и ухватил второй рукой за запястье.

Рука чуть не вывернулась из плечевого сустава, но Джослин оказалась на крыше так быстро, что и пикнуть не успела. Однако при таких обстоятельствах она не была склонна благодарить своего так называемого спасителя. А он тем временем снова резко дернул ее и поставил на ноги.

Ей захотелось обругать его, причем покрепче, когда он грубым «давай же, черт побери!» заставил ее скрипнуть зубами и двинуться вслед за ним по крыше к распахнутому окну.

Здесь возникла еще одна неожиданная проблема. Джослин с трудом доставала до края окна. К тому же она прекрасно понимала, что ни при каких обстоятельствах не сможет подтянуться и влезть в него после того, как ей едва не выдернули руку из плеча.

Ей претило опять просить Кольта, но выбора не было.

— Не могли бы вы еще раз мне помочь и немного подтолкнуть?

Она не видела, как его глаза опустились вниз и уставились на то место, под которое ему скорее всего придется ее подталкивать. Его мужское естество, и без того полунапрягшееся от одной только ее близости, воспряло во всю свою мощь. Никакие силы ада не удержат его от дальнейших шагов, стоит ему только к ней прикоснуться. И он сильно сомневался, что сможет совладать с собой, даже если просто наклонится, чтобы подставить руку ей под ногу. Нет, с него хватит!

— Ни за что в жизни, герцогиня, — решительно отрубил Кольт.

И тут терпение Джослин лопнуло.

— Мне, конечно, очень жаль, но я не в состоянии справиться с этим сама. У меня болят руки, я замерзла и устала… Уж не думаете ли вы, что я лазила по окнам и скакала по крышам ради собственного удовольствия?!

— Черт побери, женщина! Сейчас глухая ночь! Кто, к черту, станет шататься в это время?

— Вы, например, — едко заметила она. — И те джентльмены, которые залезли в мою комнату. И кто сказал, что нет еще других, поджидающих в фойе?

Тут она права, но все равно ом ни за какие коврижки не прикоснется к ее пленительному упругому заду.

— Ладно, подвиньтесь, — мрачно буркнул Кольт и одним движением запрыгнул в окно.

Именно этого он и старался избежать — вновь оказаться в ее комнате, да еще и вместе с ней! Наедине. Он привык считать, что может выдержать все: боль, пытки, искушение, — пока не повстречался с ней. Господи, даже тот садист-погонщик Пратт не сумел сломить его. А маленькой рыжухе это почти удалось, причем без всяких усилий с ее стороны. И главное, он не может ни в чем ее винить. Потому что точно знает: причина его бед — в его собственных штанах.

Вожделение превращало его волю в мякину, вдребезги разбивало гордость и самоуважение. Ему никогда прежде не приходилось сталкиваться с подобной проблемой, и он не знал, как быть в этом случае. Он понимал только, что жаждет обладать этой женщиной больше всего на свете. И каждый раз, как видит ее, это желание только возрастает. Вполне достаточно, чтобы захотеть перерезать себе глотку.

Полный отвращения к самому себе. Кольт схватил Джослин за руки и втянул в окно достаточно глубоко, чтобы она могла дальше залезть самостоятельно. Затем развернулся на каблуках и направился к двери, твердо вознамерившись выйти из комнаты прежде, чем она в ней окажется. Но Джослин явно не желала, чтобы ее оставляли висеть наполовину здесь, наполовину там.

— Кольт! — взвизгнула она. Он даже не замедлил шага.

— Если я снова к вам прикоснусь, герцогиня, то вы чертовски об этом пожалеете.