Любовь и ненависть

так что в кадре оказался на переднем плане шарящий у

подножия будки Игорь Иванов на фоне стоящего на втором

плане лейтенанта Георгия Гогатишвили. А перед этим Иванов

был запечатлен на пленке в момент "покупки цветка". Иванова

и "цветочницу" тотчас доставили не в отделение милиции, а

прямо на Петровку, в управление.

Да, Соня спешила: не достав морфия на толкучке, она

решилась на крайнее - обратиться к Науму Гольцеру. Из

автомата позвонила ему на квартиру. Никто не ответил. С

чувством нарастающей тревоги позвонила на дачу. И сразу

услышала знакомый самоуверенный густой баритон:

- Это ты, детка? Почему долго не показывалась? Я на

тебя зол.

- Не надо на меня сердиться: я девочка бедная, кроткая,

- кокетливо отозвалась Соня и затем дипломатично

полюбопытствовала: - У тебя ко мне дело есть?

- Ты откуда звонишь? - с нетерпеливостью делового

человека вопросом на вопрос ответил Гольцер.

- Из автомата.

- Нельзя ли поточней? Ты в Москве? - напористо

вопрошал Гольцер.

- Да.

- Немедленно садись в такси. За мой счет. И гони сюда.

Я жду. - Слушаюсь, мой повелитель, - с деланной кроткостью,

которой хотела заглушить свою радость, отозвалась Соня.

Радость ее была смешана с чувством тревоги и страха,

ужаса и стыда. Она знала, какой ценой достанется ей морфий,

что за несколько кубиков этой жидкости ей придется пройти

через унижение, оскорбления, терпеть физические истязания

садиста. Она думала об этом с содроганием, забившись в угол

заднего сиденья такси. Наума она ненавидела, боялась и шла

к нему только в силу крайней необходимости. Она чувствовала

себя в полной зависимости от этого человека, однажды и

навсегда изуродовавшего ее судьбу. Еще полгода назад она

иногда задумывалась над своим будущим, несмело

спрашивала себя: "А что же дальше? Что будет завтра?" - и

слышала жестокий, холодящий душу ответ: "Ничего не будет. .

Пустота и мрак". Теперь она не решалась задавать себе даже

и эти вопросы - не хотела лишний раз терзать больную душу.

У Гольцера на даче сплошной тесовый некрашеный

забор, в который вмонтированы дверь кирпичного гаража,

заменяющего ворота, и неширокая калитка с крепкой дверью,

навешенной на кирпичный столб. В столбе микрофон и

электрический замок. Но Соне не пришлось на этот раз

пользоваться техникой. Наум ждал ее у калитки с трешкой,

приготовленной для таксиста. Вид у него был недовольный и

злой, и, как только такси отъехало от дачи, Наум вместо ответа

на приветствие девушки сердито проворчал:

- Ты кому дала мой телефон?

- Твой телефон? - шедшая впереди Гольцера по

кирпичной дорожке, Соня остановилась с неподдельным

недоумением на лице. - Никому не давала.

Наум грубо обогнал ее, шагнув на крыльцо. На масляном,

упитанном лице его дрожали какие-то тени. Соня брела за ним

семенящей походкой, пытаясь понять свою вину. Уже на

террасе Наум, сдвинув густые брови и погладив ладонью

преждевременную плешь, строго сказал:

- Зачем врешь?! Только что звонил какой-то абориген.

Тебя спрашивал.

Соня в замешательстве потерла свой прямой тонкий

носик. И наконец вспомнила:

- Ах да... Знаю. Вот дурачок. В поезде пристал один, - и

расхохоталась грубоватым смехом. Но, увидав в глазах

Гольцера суровый огонь, осеклась, спросила виновато: - Он

тебе звонил? Я даже имени его не знаю.

- Вот как! Имени не знаешь, путаешься со всякими

проходимцами и даешь чужие телефоны. - Густые брови его

изогнулись, гладко выбритое сизое лицо густо побагровело.

Взметнулась волосатая по локоть обнаженная рука и широкой

мясистой ладонью шлепнула по бледной щеке девушки. Соня

не пошатнулась, не вскрикнула, не закрыла руками лицо. Она

стояла, сжавшись в ком, бесчувственная, точно каменная, -

приняла эту пощечину как должное.

- Ну отвечай - зачем дала телефон? - Тон Гольцера

ледяной, взгляд настороженный. Он все время к чему-то

прислушивался, точно кого-то ожидал. Это была его привычка,

постоянное состояние.

- Я пошутила, назвала первый пришедший в голову

помер. Только б отвязался, - ровно и ясно ответила Соня.

- Пошутила - вот и получила. За такие шутки полагается...

- он не договорил, грубо схватил Соню в охапку, поднял так, что

она головой коснулась потолка террасы, и понес ее в уютные

нескромные покои...

Часа через два на своей "Волге" Гольцер отвез Соню в

Москву. Он сидел за рулем, довольный и важный, она - сзади,

свернувшись калачиком, рассеянно задумчивая. В сумочке у

нее лежал рецепт на морфий. Не поворачивая головы и грузно

навалившись на баранку, Гольцер наставительно говорил:

- Запомни фамилию врача на рецепте: Шустов. Поняла?

- Там ясно написано, - как сквозь сон отозвалась

девушка.

- А ты запомни. Это для аптеки. Но если в милицию...

скажешь: купила... Случайно. У незнакомого. Поняла? - Он