Любовь и ненависть

выси позванивал однообразный колокольчик жаворонка, а в

нарядно-праздничных березах неистовствовал зяблик. Вокруг

все было ароматно, сочно, душисто и радостно.

Ева, сидевшая рядом с Маратом, положила свою

длинную изящную руку, точно выставляя ее напоказ, на спинку

переднего сиденья и смотрела вперед с тонкой улыбкой на

губах, подставляя приятно ласкающей струе воздуха свой

чистый лоб. Марат сбоку восхищенно посматривал на ее

тонкое лицо, на эту пленительную скромность и думал, что

хорошо бы поехать сейчас на дачу к Гольцеру и провести вечер

вдвоем с Евой. Но уже поздно было перерешать.

Когда машина вкатила во двор и за ней отставной

капитан закрыл крепкие ворота, первым, кого увидели Марат и

Ева, был артист-комик Степан Михалев. Длинный и тощий, в

белой с вышитым воротником русской рубахе, он вразвалку

подошел к Еве, протянул ей розовый, только что сорванный с

грядки тюльпан, изогнулся вопросительным знаком, ткнул

щетинистыми усами в ее кольцо и сказал заранее

приготовленную любезность: "Первой женщине земли". Подал

лениво-безжизненную, как плеть, руку Марату, тотчас

огляделся, сделал важное лицо и вполголоса сообщил:

- Звонил Наум. Он чем-то взволнован. Через час будет

здесь с какой-то неожиданной новостью.

Михалев важно замолчал, глаза его снова спрятались. А

Марат внутренне вздрогнул от его слов, несмотря на то что и

самого Михалева и все его сообщения не принимал всерьез.

Просто он жил в постоянном страхе, в каком-то недобром

предчувствии, похожем на состояние разгуливающего на

свободе преступника, которому как будто даже ничего и не

грозит. Рассудком этого чувства не понять.

- У Наума все неожиданно, - безучастно отозвался

Марат, нахмурив брови и тем самым дав понять Михалеву, что

сообщение его было совсем некстати, но он прощал его, как

прощают слабости любимых людей. Лицо его было багровым

и потным. У крыльца встретил Савелий Адамович и сообщил

то же самое о звонке Гольцера. Марат с видом человека, для

которого все вопросы решены, ничего на это не сказал, только,

прищурясь, посмотрел в сторону беседки, где перед кувшином

с квасом сидели Гомер и Сахаров. Потом сказал негромко,

вытирая платком потное лицо: - Холодного вина. Я не надолго,

Сава.Сухое вино подали туда же, в беседку, и, осушив бокал,

Марат спросил Чухно, почему он не хотел видеть у себя Дэйви.

- Я не люблю наркоманов, - напрямую ответил Савелий

Адамович, и Марат увидел в его глазах особый блеск. Он не

знал, что его заморский гость наркоман.

В это время за воротами хлопнула дверь автомобиля, и

через минуту, распахнув калитку, появился Наум Гольцер. По

виду его легко было догадаться, что прибыл он с недобрыми

вестями. Марат впился в него ожидающим угрюмым взглядом.

Гольцер молча подал всем по очереди свою грубую ладонь,

сказал сдержанно, скупо, без жестов: - Дэйви арестован.

Тишина стала хрупкой, натянутой. Все застыли в

ожидании разъяснений.

- Когда? - спросил Марат.

- Часа три назад. - Наум посмотрел для убедительности

на часы, добавил: - В гостинице. Я шел к нему, а его в это

время уводили.

- А в чем дело? - спросил Михалев. Гольцер не имел

желания отвечать этому взбалмошному несерьезному

человеку и только слегка пожал плечом. Марат сосредоточенно

посмотрел на Чухно. Тот подсказал:

- Пойди позвони. Тебе скажут: он твой официальный

гость. Обязаны сказать.

Марат ушел в дом к телефону и возвратился минут через

десять. Сказал, пристально глядя почему-то на Гольцера:

- У него изъяли наркотики и сионистскую литературу.

Гольцер понял этот взгляд: вчера Дэйви подарил ему

незначительную по весу, но очень сильную по действию

порцию наркотика. Одну дозу Наум обещал Соне: препарат

этот он запрятал у себя на даче, запрятал так, что ни одна

ищейка не найдет.

- Его будут судить? - спросила Ева, имея в виду Дэйви.

- Не знаю, - вполголоса ответил Марат и, отвернувшись,

столкнулся с удивленным взглядом Чухно, уже резко и

раздраженно повторил: - Не знаю и не желаю знать!

- У тебя сегодня дурное настроение, - раздумчиво

проговорил лупоглазый Гомер Румянцев, глядя в пространство.

- Оно мешает тебе трезво воспринимать факты.

- Во всяком случае, о своем иностранном госте ты

должен побеспокоиться, - продолжил его мысль Чухно. -

Попроси Никифора...

- Хватит! - вдруг взорвался Марат и встал. - С меня

хватит! Надоело... Не делайте из меня авантюриста. Не

забывайтесь. Мне Дубавина хватило - вот так! - Он провел

ладонью по своей толстой шее. - Вы отлично знали, что

Дубавин сидел за шпионаж. А вы его подсунули в секретный

институт. Волка в овчарник.

- Позволь, кто это "вы"? - Гомер вплотную подошел к

Марату и выпучил глаза. -- Какое я, или он, или они, - он

сделал театральный жест в сторону всех присутствующих, -