Любовь и ненависть

Да, действительно я не знал, что думает обо мне Марина, ничего мне не было известно о ее чувствах. Я мог лишь догадываться. Но догадки в таком тонком деле не всегда бывают точными. Признаться, я не ждал от Марины любви, тем более не добивался ее, мне даже было как-то боязно, что она может влюбиться. Я чувствовал, что ей также хорошо со мной, и это меня несколько успокаивало.

До чего же сложен человек!

Наконец приехал новый командир базы, контр-адмирал Инофатьев. Уже после первой встречи с ним мы поняли, что это волевой, решительный человек, любитель крепких, соленых слов, для которых он не щадил своего зычного голоса. С непривычки это резало слух и заставляло все чаще вспоминать Дмитрия Федоровича Пряхина. Инофатьев, конечно, имел не только характер, но и свой подход к людям. В любви и уважении он не нуждался, но был твердо убежден, что бояться его должны. На людей он смотрел холодно, издалека, разговаривал с подчиненными всегда в полный голос. Как он разговаривал с начальством, мне было неизвестно, но, думается, голоса и там не понижал. Квадратное каменное лицо постоянно выражало самоуверенность, властность и силу, оно было бронзовым, жирным, но не рыхлым.

Через несколько дней новый командир базы решил проверить подготовку «охотников». Моему дивизиону и подлодке Марата было приказано выйти в "море и разыграть обычную и не очень сложную задачу: подводная лодка «противника» пытается прорваться в базу. Наша разведка обнаружила ее в таком-то квадрате в такое-то время на таком-то курсе. Трем кораблям приказано выйти в море, найти, атаковать и уничтожить лодку «противника», которая в свою очередь имела задачу во что бы то ни стало прорваться в базу и нанести мощный торпедный удар по стоящим там кораблям.

При получении задачи от адмирала Марат, вызывающе посмеиваясь, бросил в мою сторону:

— Ну, держись, старик. «Противник» сегодня будет действовать по всем правилам.

Из этой реплики я понял, что Марат намерен блеснуть перед отцом мастерством "матерого подводника", которым он считал себя, и уж попытается любой ценой прорваться в базу. Меня это не очень волновало: подобный прорыв в наших условиях я считал маловероятным, тем более что корабли пользовались услугами самолета-разведчика.

Погода стояла неплохая для полярной осени: в меру облачно, в меру ветрено, волна средняя, на четыре-пять баллов. Иногда накрапывал дождь, но неспорый и нерешительный.

Адмирал шел на флагманском корабле, и я отлично понимал взволнованность Валерия Панкова. Инофатьев имел привычку высказывать свои мысли вслух, ничуть не заботясь о подборе слов. Он недовольно ворчал, делал замечания всем, кто попадался ему на глаза, начиная от матроса и кончая мной, бросал тяжелые взгляды направо и налево. Вообще он вел себя шумно, и это создавало в экипаже нервозность. Впрочем, Панкову он не сделал ни одного замечания и со всем, что касалось корабля, обращался ко мне.

Самолет кружился над морем: он должен был указать место обнаружения подводной лодки. Корабли суматошно расталкивали волны, полным ходом приближались к месту предполагаемой встречи с «противником». И вот уже поступило сообщение с одного корабля: получен первый контакт с лодкой. Перешли на малый ход, начали поиск. А через несколько минут донесение того же командира: произошла ошибка, молодой акустик принял кильватерную струю за шум лодки.

Адмирал бросил на меня недовольный, полный укоризны взгляд, сочно выругался и спросил:

— У вас все такие акустики — собственный хвост за чужой принимают?

Я ответил:

— Никак нет, на других кораблях опытные акустики.

Мой ответ вызвал на его лице ухмылку.

Противолодочные корабли продолжали идти развернутым строем. Мы подходили к месту затопленного судна. Я ждал доклада акустика. И в самом деле, минуты через две Юрий Струнов доложил: получен контакт. Доклады о контакте поступили и с других кораблей.

Я начал было объяснять адмиралу, что это ложный контакт, что дает его затопленное судно, но снова последовал доклад акустика: похоже, что здесь хоронится подводная лодка "противника".

Лицо у Струнова на редкость озабоченное, серьезное, отрешенное от всех прочих дел. Напомнил ему, что в этом месте бывает всегда контакт.

— Всегда, только не такой. Этот другой, — сказал Струнов, посылая импульсы в толщу воды. — Этот другой, совсем рядом с тем. А к тому же я слышал слабый шум, очень слабый. Она где-то здесь хоронится, под боком у "покойника".

Слова Струнова наводили на догадку: неужели «противник» пошел на хитрость — лечь на грунт рядом с затонувшим судном и выжидать, когда мы минуем их, пройдем вперед, а затем прорваться в базу, на внутренний рейд. Да, задумано неплохо.

Адмирал торопит, ему не терпится:

— Что медлите, комдив? Ваше решение?

— Атакую тремя кораблями, — отвечаю я твердо.

— Кого атакуете? Затопленное судно? — в вопросе Инофатьева звучит ирония.

— Атакую «противника», который, по моему предположению, находится здесь.

— Меня не интересует ваше предположение. У вас есть точные данные?

— Да, есть показания акустиков.

Он смотрит на меня тяжелым взглядом, сипловато говорит: