Любовь и ненависть

Катюша сразу же после обеда уснула. Нам хотелось еще многое посмотреть: университет на Ленинских горах, Выставку достижений народного хозяйства, хотелось побывать в театрах. Но с кем оставишь Катюшу? Чтобы не терять времени, я решил позвонить Струнову. Телефон его был занят. Я смотрел в свою записную книжку — на букву «М» я записывал адреса знакомых москвичей. Рядом с фамилией Струнова нашел фамилию Василия Шустова. И почему-то обрадовался. Быть может, потому, что Шустова мы часто вспоминали.

Для этого были свои причины. С Севера он уехал в Москву вскоре после знаменитой операции в области сердца. Учился в аспирантуре, и несколько лет о нем не было слышно. Потом как-то однажды, сияя от радости, Ирина показала мне газету со статьей о волшебном докторе Шустове Василии Алексеевиче, его методе лечения тяжелых форм трофических язв. В статье приводились полные трогательной благодарности письма исцеленных им людей. Ирина с жаром старалась как можно популярней объяснить мне существо вопроса, поскольку в медицине я не горазд. Из ее объяснений я понял, что трофическая язва чаще всего бывает на почве тромбофлебита. Нога гноится и нестерпимо зудит. Нередко дает злокачественные последствия, попросту вызывает рак кожи. Эффективных методов и средств борьбы с трофической язвой нет, и, чтобы предотвратить распространение очага болезни, часто врачи прибегают к крайней мере — ампутируют ногу. И вот наш заполярец капитан медицинской службы Василий Шустов победил этот тяжелый недуг.

Я был рад за своего сослуживца, воспитанника Северного флота. Ирина, естественно, гордилась своим однокурсником, к тому же, как мы оба знали, тайно влюбленным в нее. У меня не было чувства мужской ревности к Шустову — я видел в нем человека, в высшей степени порядочного, не способного на подлость, умного, талантливого ученого с большим будущим. Словом, я искренне разделял радость и восторг своей жены. Как вдруг через год, что ли, в другой газете появилась разухабистая статья или даже фельетон члена-корреспондента медицинских наук З. Кроликова, разоблачающая врача Шустова В. А. В оскорбительном тоне наш друг обвинялся в шарлатанстве, невежестве, знахарстве, а его метод объявлялся антинаучным. Потом, спустя месяц, в газете появилось письмо профессора-хирурга, заслуженного деятеля науки А. Парамонова. В письме давалась резкая отповедь З. Кроликову, который не привел ни одного убедительного факта, порочащего метод Шустова. В письме профессора говорилось, что Шустов — ученый-новатор, что его метод таит в себе большие перспективы для медицины. Есть такие люди, с которыми и видишься всего раз или два, а помнишь о них потом всю жизнь. Таким был Василий Шустов.

— Позвонить Шустову? — спросил я Ирину.

— Позвони, интересно, как он?

Я позвонил ему в клинику. Ответила девушка:

— Василь Алексеича? Одну минутку. Подождите у телефона.

Минутка эта тянулась долго, и я с досадой подумал: может, зря беспокою человека? Потом резкий, пожалуй, даже раздраженный мужской голос:

— Слушаю, Шустов.

— Василий Алексеевич? Здравствуйте. Рад вас слышать и приветствовать. Завируху помните?

— Ясенев?! — сразу догадался он. — Это вы, Андрей Платонович?

— Так точно!

— Какими судьбами? Где вы? — Он был рад моему звонку. Я объяснил. — Послушайте, дорогой друг: нам нужно повидаться. Непременно. Долго ли пробудете в Москве? Вы что делаете завтра вечером? Какие у вас планы?

— Вообще-то мы собирались завтра уезжать, — ответил я не очень, однако, твердо: билеты еще не компостировали.

— Какая разница — уедете послезавтра, — упрашивал Шустов. — Надо ж такому случиться: сегодня у нас партийное собрание, очевидно, затянется допоздна. А мне очень хотелось бы вас видеть.

— Мне тоже. Ирина шлет вам привет. Сейчас мы с ней посоветуемся.

Ирина согласилась ехать послезавтра: ей тоже хотелось встретиться с ним. Наше согласие задержаться в Москве обрадовало Василия Алексеевича. Он говорил возбужденно:

— Тогда вот что, берите карандаш, бумагу и записывайте мой домашний адрес. Я вас жду. С Ириной и с дочкой. Непременно.

Я пообещал.

— Напросились в гости, — сказала Ирина.

— Он искренне рад… Что ж, пожалуй, позвоню Струнову.

Я набрал номер. Слышу низкий знакомый баритон:

— Струнов у телефона.

— Старшина первой статьи Струнов? — дурашливо переспросил я деланным начальническим тоном. — Доложите обстановку.

— Кто говорит? — машинально спросил он.

— Капитан второго ранга Ясенев.

— Андрей Платонович!

И опять — откуда, какими судьбами, надо непременно встретиться.

— Буду рад и в любое время. Хоть сейчас.

— Немедленно! Так, Андрей Платонович? Тогда разрешите сейчас к вам приехать? Или, может, вы ко мне?

— Нет, лучше приезжай ты.

— Через полчаса буду у вас. Я ведь тут рядом — Петровка, тридцать восемь.

— Петровка? — зачем-то переспросил я. — Петровский пассаж?

— Да нет же — Управление московской милиции.

Ирина встала, поправила постель, сказала:

— Пригласил товарища — сходи в буфет, возьми чего-нибудь.