– Отлично, – сказала она после небольшой паузы. – Я согласна. Вы, право, очень добры.
– Через полчаса я буду у вас.
– Я жду.
На этом закончился разговор. Пока седлали лошадей, я думал – что может произойти из всего этого? Мне показалось, что я не имею права поступать так. Но это не расхолодило меня. Напротив, я укрепился еще более в своем решении, ибо, может быть, всю жизнь сожалел бы о своей слабости. Хуже не могло быть – лучшему я верил.
В это время начал звонить телефон. Звонок раздался на какой-то приятной, нежной и задумчивой минуте размышлений моих. Я взял трубку.
Кто это говорил со мной? Вкрадчивый, напряженный голос, как просьба о пощаде, и такой тихий, такой отчетливый, что, казалось, можно отложить трубку, продолжая слышать его! В тот день я проснулся с ощущением
То, что я услышал, напоминало окончание разговора; так бывает, если говорящий вам предварительно докончит говорить другому лицу. Этот отчетливый, стелющийся из невидимого пространства голос сказал: «…пройдет очень немного времени». Затем послышалось обращение ко мне: «Квартира Эбенезера Сиднея?»
– Это я. – Невольно я отстранил трубку от уха, чтобы она не касалась кожи, – так неестественно и отвратительно близко, как бы в самой руке моей, ковырялся этот металлический голос. Я повторил: – С вами говорит Сидней, кто вы и что желаете от меня?
– Мое имя вам неизвестно, я говорю с вами по поручению скончавшегося вчера Эммануила Гриньо, мулата. Несколько мелких дел, оставшихся им не выполненными, он поручил мне. В число их входит просьба переслать вам выигранный четырехместный автомобиль системы Леванда. Поэтому я прошу вас назначить время, когда покорнейший ваш слуга имеет исполнить поручение.
Я закричал, я затопал ногами, так мгновенно поразил меня неистовый гнев. Крича, я весь содрогался от злобы к этому неизвестному и, если бы мог, с наслаждением избил бы его.
– Подите прочь! – загремел я. – Идите, я вам говорю, к черту! Мне не нужен автомобиль! Гриньо мне ничего не должен! Возьмите автомобиль себе и разбейте на нем лоб! Мерзкий негодяй, я вижу насквозь ваши намерения!
Но сквозь мой крик, когда я задыхался и умолкал, одновременно с моими бешеными словами, лилась речь человека, очевидно нимало не тронутого этой бурей по проволоке. Бесстрастно и убедительно ввинчивал он ровный свой тонкий голос в мое волнение. Я слышал, изнемогая от ярости: «примите в соображение» – «из чувства деликатности» – «сама природа случая» – и другое подобное; так методически, покойно веревка скручивает руки вырывающегося из ее петель человека. Я бросил трубку и отошел. Через несколько минут слуга доложил, что лошади готовы.
Прекрасный день! Даже
Оставив лошадей, я вошел твердым и спокойным шагом. Теперь, когда положением владел я, вдруг исчезла связывающая подавленность – ощущение
Я поцеловал ее узкую руку и посмотрел в глаза. Она улыбалась.
– У вас довольный вид, – сказала Коррида, – немудрено – два успеха; что более важным считаете вы? Но может быть, изобретение принесет вам еще более денег?
– Нет, оно мне не принесет ни копейки, – возразил я, – напротив, оно может меня разорить.
– Как же это?
– Если не оправдает моих надежд; оно еще не было в деле; не было опыта.
– Что же представляет оно? И какой цели должно служить?
– Но через час вы сами увидите его. Не стоит ли подождать?
– Правда, – сказала она с досадой, опуская вуаль и беря хлыст. Она была в амазонке. – Оно красиво?
– На это я могу вам ответить совершенно искренне. Оно прекрасно.
– О! – сказала она, что-то почувствовав в тоне моем. – Итак, мы отправляемся в мастерскую?
– Ну да. – И я не удержался, чтобы не подзадорить. – В мастерскую природы.
– Вы правда мистификатор, как говорят о вас. Все мистификаторы не галантны. Но едем.
Мы вышли, сели, и я помог ей.
– У меня отличное настроение, – заявила она, – и ваши лошади хороши тоже. Как имя моей?
–
– Имя странное, как вы сами.