Любовь и смерть всегда вдвоем

— А что такого? Думал — сегодня обязательно выиграю.

— Из казино отцу не звонил?

— Один раз. Трубку не брали. А потом забылся.

— Все-таки, Стрельцов дожал старого друга, — усмехнулся Стас. — «Все семя под корень». Но как же ты, будущий врач, не определил у человека сердечный приступ?

— Что я, рентген? — неожиданно огрызнулся Сосновский.

— Карты белый свет застили. Если бы ты оказал отцу помощь, он был бы жив!

Антон молча курил.

— Сэма твоей сестре Стрельцов подсунул?

— Какого Сэма?

— Семена Мухина.

— Муху? Смешно! Это он для Сашки был Сэм. А так… Шестерка Стрельцова. Тоже в долгах запутался. Отрабатывал, как мог.

— Ты знал, что он твою сестру наркотиками пичкает?

— Да она сама хороша! С четырнадцати лет на моих друзей вешалась. Все приключений ищет на свою голову. Сэм для нее был просто подарок.

— А ты с Михаилом Стрельцовым в каких отношениях был?

— В отношениях? — Антон неприятно усмехнулся. — В нормальных. А в чем вы меня подозреваете?

— Ни в чем. Михаил тебе никогда не говорил, что он твой сводный брат? По отцу?

— Брат?! Ну, вы даете! Смешно!

— Так ты не знал?

— Нет. Первый раз слышу! Ну, вы даете! повторил Антон. — Санта-Барбара! Я его уважал. Мишку. В карты против отца… Павла Петровича он играл сильно. У него сила воли была. Сказал — сделал,

— Понятно. А что ж ты так нервничал, голубь, когда сюда пришел? Ты ж ни в чем не виноват?

Люба молчала и думала. Пыталась понять, откуда у Василия Георгиевича Сосновского такие разные дети? Безвольный Антон, развязная Сашенька и целеустремленный, волевой Михаил. И вот первые двое живут, вернее, существуют, а старший умер. Кто сказал: умер? Его убили!

— Я могу идти? — с вызовом спросил Антон Сосновский.

— Можешь, — кивнул Стас.

Когда Антон ушел, Люба первым делом вытряхнула из банки окурки и пепел и принялась проветривать комнату.

— Картина ясная, — вздохнул Стас. — Осталось дожать Сэма. Хочешь со мной?

— А можно?

— Вообще-то, это против правил, но я представлю тебя, скажем, консультантом. Тебе ведь, интересно, послушать?

— Да я и так знаю, что он скажет.

… Ночь, проведенная в камере, не пошла Семену Мухину на пользу. У него началась самая настоящая истерика.

— Я уже говорил, что не знаю, ну не знаю, откуда взялся этот ствол! Ну не знаю я! Уже спрашивали! Не знаю, — надрывался он. — Мне его подбросили!

— Кто? В доме были посторонние?

Стас достал из папки заключение экспертизы:

— На пистолете твои отпечатки пальцев, соображаешь? Выходит, ты из него стрелял?

— Стрелял! Ну, стрелял! В лесу по воробьям. С Павлом Петровичем Стрельцовым как-то развлекались. Ну, не знаю я! Не знаю!

— И про наркотики не знаешь?

— Какие наркотики? — заскулил Мухин. — Она ж сама просила! Там доза минимальная! Не докажете! Я не хранил! Она сама! Сама просила! А Павел Петрович сказал: «Помоги девочке стать на путь истинный. Дай то, что она хочет». Она кайфовать хотела. Отрываться. Достали ее все, понятно? Достали!

— Давно ты знаешь Стрельцова?

— Павел Петрович мне родственник.

— Что ты говоришь!

— Его первая жена и моя мать — двоюродные сестры. Мы с ней в поселке жили, рядом с заповедником. Мать горничной работала, а я при ней. Отца не знаю. Гости конфет давали, баловали. Павел Петрович, когда я был маленьким, отдыхал только там, в заповеднике.

— Что ж так? На природу тянуло?

— Пострелять любит. Он охотник.

— И здорово стреляет? — подозрительно спросил Стас.

— А то!

— И что было с тобой дальше? После заповедника?

— Как мать умерла — приехал сюда, к тетке. А та вдруг тоже померла. Стрельцов взял меня к себе на фирму. Шофером.

— Знал, что пригодишься. И в карты научил играть.

— Лучше бы ему не знать, что такое карты, -усмехнулся вдруг Сэм. — Его самого обули. По-крупному. А на фирме дела и без того были плохи. Я-то знаю. Сотрудникам зарплату по несколько месяцев не платили. Фирма давно бы легла. Если бы не наследство…

— Какое наследство?

— Как какое? А сын? Вот у кого дела шли! Павел Петрович зубами скрипел. Михаил как-то пошутил, что будет папе выплачивать пенсию по старости, но не больше. Ему, но не его молодой жене, которой давно пора работать. Полина-то быстро смекнула. Выходила за богатство, а оказалось — пшик! Но ей главное было в дом попасть, чтобы у Михаила Павловича быть все время на глазах.

— Как ты его уважительно — Михаил Павлович!

— А кто в доме был хозяин? Кто за все платил? Кто занимался финансами и бухгалтерией на фирме у Павла Петровича? Причем не за деньги, как у других, а задаром. А потом Михаил Павлович приехал как-то к нам на фирму и сказал: «Все, отец, закрывай эту лавочку. Перевожу тебя на пожизненный пенсион. Но на то, что я буду выплачивать твои карточные долги, не рассчитывай. Сам выкручивайся». Я сидел в приемной, ждал распоряжений и слышал, как сын папашу отчитывает. Причем, по делу. И девку эту сколько терпел! Полину.

— Какие у нее были отношения с Михаилом Павловичем? Правда, что они все время ругались? Павел Петрович говорит, что из-за наследства.