Любовь и сон

Ласки сопровождал их в поездке по Германии, лишь время от времени покидая их, чтобы встретиться с кем-нибудь из сильных мира сего, герцогом Мекленбургским или епископом Штеттина, дабы укрепить свою фортуну. Его звезда близилась к закату — ангелы уже не восхваляли его, — хотя он об этом и не знал. Он заговорил о золоте: о том, чтобы с помощью духов научиться без труда добывать его; почему нельзя спросить их об этом, почему. Магнат, подобный Ласки, может жить в кредит целые годы: годы, но не вечно.

Зима пришла ранняя и суровая, но они продолжили путь в фургонах, каретах и повозках. Торопитесь, торопитесь. От Штеттина до Позена (здесь они увидели могилу доброго короля Венцеслава[416]) двести миль снега — глубокого, хрустящего, ровного; герцог нанял двадцать человек, чтобы очистить две мили дороги ото льда, дабы экипажи могли проехать. По широким заливным лугам, скованным льдом (вдалеке виднелись фигуры рыбаков, ловивших рыбу через прорубленные во льду лунки), они наконец-то добрались до Ласка в Польше. Герцога уже очень давно не было дома. Подданные не слишком-то обрадовались, увидев его.

Здесь, возле эмалированного очага, Келли и установил свой стол. И вот вернулась Мадими[417], без извинений и приветствий, юная девица в белых одеждах, так описал ее Келли, поначалу даже не узнав: она выросла.

«Я побывала в Англии, — сказала она. — Королева жалеет о потере своего философа. Но государственный казначей[418] убедил ее, что ты вскоре вернешься домой, моля о прощении. Истинно, никто не смог отвратить от тебя сердца королевы».

На старика нахлынула волна горькой тоски по дому. Королева. Он увидел столь любимое, покрытое оспинами лицо. О Боже.

«Еще я побывала в твоем доме. Там все в порядке. Правда, я не смогла войти в твой кабинет, королева приказала его опечатать».

Но не говорила ли она, что не препятствие для нее замки человеческие? Доктор Ди представил свой кабинет, не зная, насколько велик нанесенный ему ущерб. Тишина и пыль.

Где они будут жить теперь? Как они будут жить? Им посоветовали поехать в Краков. Что ждет их там?

«Даже моя мудрость не может ответить на твой вопрос».

Казалось, в этой чужеземной стуже ею овладела бесцельная скука (без сомнения, это их мозги замерзли, заледенели под наглавниками и мехами, это их сердца сжались). Дыхание Келли затуманило кристалл.

«Сэр Гарри Сидни мертв, — сказала Мадими. — Он был твоим тайным врагом».

Она уже почти заснула. Все трое склонились к очагу. Джон Ди почувствовал, как в его глазах появились слезы. Он записал слова Мадими, тайный враг. Он всегда любил Гарри Сидни, отца Филипа. В его жизни не осталось ничего, незачем было возвращаться, он умрет стариком — в чужой земле.

(В Праге в августе, когда до него наконец-то дошли новости из Англии, он запишет на этой же страничке: Сэр Г. Сидни был еще жив в феврале, марте и даже мае. Стоит задуматься

[419].)

Краков, резиденция королей Великой Польши, раскинувшийся в сердце огромной ровной долины, встретил их в марте половодьем и грязью. Келли и женщины, не произнося ни слова, смотрели на город. Глядя издалека, они думали: Боже, до чего же велик мир: кто бы мог подумать, что огромные равнины и города всё следуют друг за другом до крайних пределов востока. А дальше есть еще и Россия. Много странствовавший доктор Ди стонал в лихорадке и не выглядывал в окно.

Остановившись в высоком доме недалеко от собора, Джон Ди пошел навестить своего старого знакомого, доктора Ганнибала[420], монаха-капуцина, который в ту пору заканчивал свой комментарий к «Поймандру» Гермеса Трисмегиста, намного длиннее само́й эгипетской книги.

О чем они говорили столько часов? — размышляла Джейн Ди, сражаясь с чужеземными деньгами и чужеземной едой. Об ангелах: о девяти чинах ангельских, неотличимых от Правителей, что, по словам Гермеса, поддерживают остов Небес, различия и иерархии, которые и делают вещи вещами, а не хаосом. О разделении религии, о безрассудных, темных и нечестивых людях, которые силой и мечом навязывают страдающему человечеству свои вероучения, подобные прокрустовым ложам. К чему все придет? Доктор Ганнибал открыл покрытую множеством пометок страничку своего «Поймандра» и прочитал: