Любовь и сон

Ровное дыхание. Выдох, минутная пауза, вдох; Роузи вошла в ритм, задерживая дыхание каждый раз, как затихала Сэм.

Она снова опустилась на подушку.

Однажды во время ее беременности Майк пришел домой и сказал, что у него был долгий тяжелый день, он думал о различных трудностях, с которыми, возможно, придется столкнуться, они, возможно, потребуют жертв и дополнительных обязательств, и, возможно, будет очень тяжело, просто ужасные убытки будут; он весь день прокручивал это в голове, представил со всей ясностью и почувствовал, что наконец-то готов ко всему. Ей этого никогда не удавалось; даже мысли о возможных последствиях она держала на расстоянии, зато с благоговением и признательностью думала о Майке: и как только он знает, от чего сможет оказаться, а что взвалит на себя; но вот когда возможно вероятно скорее всего и стряслось что-то из его списка, — где же Майк теперь.

Она не хотела, чтобы он был здесь, нет, правда не хотела; даже мысленно пожелать этого — все равно что обратиться в истинную веру на смертном одре: выше ее сил. Но пусть кто-нибудь окажется рядом. Кто-нибудь, кто-нибудь, и пусть скажет, что она права, что она все решила правильно, неправильно, что она дура, что надо подождать — нет, ни в коем случае. Кто-нибудь.

— Мамочка?

Роузи и не думала, что сможет так быстро вскочить; она замерла в нелепой наготе у кровати Сэм.

— Мамочка, мне нехорошо.

У нее опять жар, хотя не такой страшный, как раньше.

— Ничего-ничего, — сказала Роузи, а сердце билось, а во рту пересохло. — Ничего-ничего.

Сэм сбросила покрывало.

— Мамочка.

— Да, дорогая.

— У меня ухо болит.

— Что?

— Изнутри.

— Что?

— Мамочка! — Сэм засмеялась: ну что тут непонятного? — Мое ухо!

И она выразительно показала на ухо и еще, еще раз.

Обычное, явное воспаление среднего уха, сказал доктор Бок (немного смущенный, как показалось Роузи, что не понял этого прошлой ночью) — и, конечно, оно вполне объясняет жар, зачастую сильный жар, на первой стадии такое часто бывает; значит, причину жара мы нашли, и теперь гораздо более вероятно, что приступ был вызван судорогой, и гораздо менее вероятно, что дело в припадке.

Хотя это не факт.

Никакого фенобарбитала?

Пожалуй, нет. Давайте подождем. Посмотрим, что будет дальше.

— Ну вот и хорошо, — сказала медсестра доктора Бока, прилепляя на купальник Сэм наклейку с клоуном. — Как хорошо, что вы не начали принимать фенобарбитал. Верьте моему опыту: если начнешь принимать, то бросать нельзя. Только через полгода, когда курс закончится. Так что все к лучшему.

Утро было чудесное: жаркий, чистый, счастливый день. Счастливый. Обычное, явное воспаление среднего уха.

Ей казалось, что она избежала смертоносной катастрофы: выйти из нее без малейшей царапины, быть в дюйме или секунде от столкновения и медленно, чуть не ползком отводить машину, в ужасе, понимая, что в любой момент... И снова набрать скорость.

Рассказать ли об этом Майку?

В понедельник она ехала вдоль Шедоу-ривер к «Чаще»: уговорились, что на этот раз она привезет Сэм к отцу. Яснее некуда: Майк опять пытается обойти правила. Временами он — не то чтобы показать норов, не то из спортивного интереса — пытался изменить условия соглашения насчет того, кто, что и когда должен делать. На этот раз Роузи была не в силах сопротивляться.

Хотя ей больше не нравилось приезжать в «Чащу».

Ей пришлось искать Майка в длинных залах и больших комнатах старого пансиона, тащить за руку Сэм и отвлекать ее от внимания пациентов, которые всегда были очень рады видеть ребенка. В прошлый раз она нашла Майка в комнате для персонала.

— Сойка, — сказала Сэм.

— Нет, — ответила Роузи. — Дятел.

Все комнаты и залы в «Чаще» были названы в честь лесных жителей — отголоски курортных времен. Майк нареза́л в кухонный комбайн ингредиенты для коктейля, что ли: банан, чуток йогурта и какой-то серый порошок, который он ложкой зачерпывал из пластиковой коробочки.

— Привет, Майк.

— Ба-а, кто к нам пришел, — пропел он.

А смотрит-то на Сэм. Засунул еще что-то в миксер, добавил фруктового сока, меду из банки, еще серого порошка из другой коробочки. Сэм было позволено нажать кнопку, запускающую миксер, и смотреть, как смесь пенится и тошнотно хлюпает.

— Попробовать хочешь?

— Ага.

Но только попробовать. Роузи купила дочери мороженое в бумажном стаканчике, затылком чуя неодобрительный взгляд Майка. Забавно. Большинство знакомых Роузи матерей-одиночек противостояли папочкам, которые безоговорочно выполняли все требования своих чад касательно покупок вкусненького, — за самим папочкой нужен глаз да глаз (одна из причин, почему он снова холост); но Роузи было труднее, чем Майку, установить правила питания. Забавно, что Майк мог заставить себя есть или не есть практически все, что угодно, хотя управлять другими потребностями он не мог совершенно: все наоборот.

— Мне мое нравится, — сказала Сэм, роясь маленькой деревянной ложечкой в липкой пародии на сласти.

— А мне — мое, — сказал Майк.