Любовь и золото

В следующую секунду его сбили с ног и начали избивать. Сильно, жестоко, беспредельно, получая от этого удовольствие, наслаждаясь этим. Виктор извивался на грязном кафельном полу, прикрывая голову руками и крепко стиснув зубы, чтобы не закричать. Вскоре одно из его ребер надрывно хрустнуло, в висках застыла тупая, невыносимая боль, из глаз непроизвольно хлынули слезы…

— Довольно с него, передохните… — В волчьем оскале оголяя розовые десны, Карапуз приказал парням остановиться. Он склонился над Кротовым и, схватив за волосы, приподнял его голову. — Где золотишко Романово?..

Виктор молчал. Даже нашел в себе силы улыбнуться.

— Я кое с кем договорился, у нас есть пять минут… — Ленька обдал Кротова горячим, зловонным дыханием. — И у тебя есть пять минут… Не надейся, тебе сейчас никто не поможет. Но мы можем договориться. Только назови место…

— И ты меня отпустишь? — Виктор сплюнул кровавую слюну.

— Клык на пидора даю! — Карапуз щелкнул ногтем большого пальца по верхним зубам, после чего провел им по шее. — Спокойненько отмотаешь свой срок. Никто тебя не тронет, об этом уж я позабочусь, но если ты будешь упрямствовать…

— Вы меня убьете, — закончил мысль Кротов.

— Догадливый… — утвердительно кивнул Карапуз. — Прости, не могу тебе дать времени на размышление. Где золотишко?

— Сколько он тебе заплатил? — Виктор приподнялся на локте, но тут же вновь был прижат к полу. — Или пообещал заплатить, когда ты выйдешь на свободу?

— Я здесь по его приказу, — доверительно сообщил Ленька. — Думаешь, охота мне было мотать незаслуженный срок? Но я не смог отказать Роману Макаровичу в услуге… И тебе не советую… Иначе завтра же мы оба будем на свободе. Я — на своих двоих. Ты — в гробу.

— Драгоценностей больше не существует, — после небольшой паузы сказал Виктор. — Я передал их в Фонд защиты мира. Видите ли, всегда хотелось, чтобы над нашими головами было чистое голубое небо…

— Даю тебе последний шанс, сучонок. — Карапуз вытянул из своего ботинка полуметровую веревку и, завязав на одном конце петлю, соорудил из нее удавку. — Будь умницей… Тебе же не хочется умирать…

— Не хочется, — согласился Кротов. — Но что делать?

Передав удавку одному из бандитов, готовых в любой момент свершить расправу, Ленька задумчиво посмотрел на Виктора.

— Неужели не страшно? — спросил он.

— Страшно… — ответил Кротов.

— Не понимаю… — растерянно произнес Карапуз. — Ладно бы из-за любимой женщины, из-за собственного ребенка. Но из-за побрякушек, которыми ты уже никогда не воспользуешься…

— Но ведь именно из-за этих побрякушек ты лишаешь человека жизни, философ, — с какой-то чудовищно спокойной рассудительностью сказал Виктор.

— А все потому, что боишься ослушаться Наливайко, — ты знаешь, что в случае провала он тебя жестоко накажет. Мне же терять нечего… Хрен с ним, с золотишком, дело в другом. Дело в принципе. Такие уж у нас отношения с ним сложились… Я ждал, что он подошлет кого-нибудь. Сначала боялся этого, но потом свыкся с мыслью, что я уже не жилец на этом свете. Мне сидеть еще восемь лет… Надоело до чертиков, а наложить на себя руки не могу, не получается… Так что грех не воспользоваться подходящим моментом.

— Ты сумасшедший… — ошеломленно выдохнул Карапуз.

— Или герой, — предположил Виктор.

— В такой ситуации, чтобы так себя держать, у человека должна оставаться надежда… На что же ты надеешься, мудила?

— На чудо. — И Кротов сам просунул голову в петлю.

Карапуз был ошеломлен. За свою недолгую жизнь он убивал много раз и успел привыкнуть к тому, что перед смертью жертва просила пощады, целовала ему руки и всячески унижалась. Поведение Виктора он воспринял как нечто противоестественное. Это его возмутило и одновременно полностью выбило из колеи.

Он жестом разрешил молодчикам начинать, а сам прислонился к липкой, загаженной стене, прикрыл глаза и тихо заговорил, будто успокаивая себя:

— Быстренько, ребятки… Но без суеты… У нас осталось не больше минуты… Слушайте внимательно, если он вдруг заговорит… А если будет молчать, нужно еще перетащить его в барак и подвесить под потолком… Должно быть похоже на самоубийство…

К тому времени удавка уже глубоко впилась в шею Виктора, все сильнее и сильнее сдавливая ее. Парни работали слаженно — один держал Кротову руки, другой — ноги, третий затягивал петлю и терпеливо ждал, когда сердце жертвы остановится. Еще секунду назад Виктор тихо хрипел, тело его дергалось в конвульсиях. Теперь же он затих, глаза закатились, изо рта вывалился синюшный язык.

— Дышит еще, б… — раздраженно сказал тот, кто держал Виктора за руки, нащупав у него на запястье слабый пульс.

— Живучий, падла… — нервно захохотал второй громила.

В этот момент дверь распахнулась, и раздались испуганные голоса парней, стоявших «на шухере»:

— Шубись, братцы! Вертухай!

— В «очко» его! — приказал Карапуз. — Живее, в «очко»!