Любовь и золото

Подняв голову и оглядевшись, он увидел, что находится в своей комнате, и несколько успокоился. Но только на минуту. Потому что через минуту увидел стоящий рядом с его ботинками небольшой докторский саквояж.

«Господи, уж лучше б я остался на краю вулкана», — в отчаянии подумал Никита и закрыл глаза. Затем, сосчитав до десяти, снова приподнял веки. Саквояж стоял на месте.

Много бы дал сейчас Никита, чтобы он исчез, растворился, оказался, подобно огнедышащему вулкану, всего лишь сном…

Саквояж по-прежнему стоял рядом с его ботинками. Никита сел на кровати, надел домашние туфли и нехотя поднялся. Пробило семь раз. За окном только-только занимался рассвет. Никита подошел к умывальнику, побрызгал на лицо холодной водой. Это приободрило его, хотя головная боль ничуть не унялась.

Вчера этот саквояж всучил ему на конспиративной квартире Зяма Синявский. После того, как он объяснил существо дела, Никита решительно отказался. Однако, не был бы его собеседник Зямой Синявским, если бы не умел уламывать людей. Уговорами, лестью, посулами, прозрачными намеками на то, что, если станет известно о его участии в социалистическом кружке, дело может дойти и до исключения из института. В конце концов он добился того, что Никита, скрепя сердце, согласился. В результате чего в его комнате появился коричневый докторский саквояж.

В дверь тихонько постучали.

— Да, — ответил Никита и сам не узнал своего голоса.

Дверь приоткрылась всего на чуть-чуть, и показалась тонкая белая ручка.

— Вы уже встали?

— Да, я встал, Катенька… Я сейчас выйду…

— А можно мне… войти?

— Войти? — Никита даже не поверил своим ушам. Девица, дворянка, дочь известного ученого да просто добродетельная и целомудренная особа женского пола спрашивала, может ли она войти в комнату холостого мужчины, пусть даже этот мужчина — ее жених. Это было невероятно.

— Вы хотите войти? — переспросил Никита на всякий случай.

Катя не ответила, она прошмыгнула в едва приоткрытую дверь и прислонилась к ней спиной, взволнованно дыша и запрокинув лицо с закрытыми глазами.

— Катенька, но это… — начал было Никита.

— Молчите, — еле слышно оборвала она его. — Лучше подите сюда.

На негнущихся ногах Никита сделал два шага вперед и остановился.

— Вы… вы любите меня? — порывистым шепотом спросила Катя.

У Никиты сжалось горло. Он уже много раз говорил ей об этом. Но сейчас вопрос ее таил в себе какие-то новые, совершенно неизведанные последствия. Манящая бездна разверзлась перед юношей.

— Да, Катенька, да, я вас люблю! — воскликнул он.

— Тогда поцелуйте меня, — сказала девушка и открыла глаза.

Сколько было в этом беззащитном и доверчивом взгляде любви и нежности!

Никита склонился к лицу своей любимой и прикоснулся сухими губами к ее щеке.

Катя обхватила его голову ладонями, повернула ее, и губы их встретились.

— О, Катенька!.. — выдохнул Никита. — Любимая…

— Молчите, молчите… Лучше целуйте меня… Я сегодня видела ужасный сон — я стояла на краю обрыва или огненной ямы… Мне было так страшно… У меня какие-то девичьи дурные предчувствия…

— Что вы, милая моя, ненаглядная!

— Я так боюсь, что что-нибудь случится и я не стану вашей женой… А я люблю вас. И я хочу быть вашей. Слышите, Никита, я хочу быть вашей…

Никита порывисто обнял ее, она доверчиво прижалась к нему молодым трепещущим телом. Их поцелуи слились в один — бесконечный, горячий, безудержный…

…Она ушла через два часа.

Легкий, опустошенный, счастливый тихим, мудрым счастьем, Никита лежал в кровати, блаженно глядя в потолок.

Боже праведный, как он любил эту девушку! Даже слезы выступали на его глазах при мысли о ней.

Хотелось петь, бежать по морозу и кричать всем встречным: я счастлив! я любим! я люблю!

Он вскочил с кровати, поспешно натянул одежду и уже бросился было к выходу, как вдруг нога его споткнулась о тяжелый кожаный саквояж.

И свет померк в глазах. Словно кто-то безжалостно ударил его обухом по голове: сегодня он должен выполнить страшное поручение.

Несколько раз Никита уже исполнял задания «комитета». Обычно дело ограничивалось тем, что нужно было перенести чемоданчик, набитый прокламациями, из одного района Москвы в другой. Один раз, правда, дней пять назад, ему поручили заказать у одного сочувствующего социалистам токаря на заводе Михельсона некие детали по готовым чертежам. Никита только сейчас догадался, для чего нужны были эти детали.

Надо сказать, что саквояж был практически пуст. Лишь в одном его отделении лежал небольшой, примерно в два кулака размером, черный чугунный шар.

Сегодня, в десять часов утра, Никита должен был бросить бомбу в карету генерал-губернатора, которая будет в числе других двигаться по Волхонке в Кремль на праздничный молебен, посвященный дню тезоименитства Государя императора.