Любовь к истории (сетевая версия) ч.13

Баронесса Прасковья фон Розен была из породы людей, которые спешат делать добро. Вероятно, живи она в наше время, возглавила бы Международный Красный Крест или «Эмнести Интернешнл» – такого масштаба и темперамента была женщина.

В молодом еще возрасте она стала настоятельницей Введенского монастыря в подмосковном Серпухове – и привела эту бедную обитель к процветанию. Получив большое наследство, Митрофания всё его истратила на монастырь и на благотворительность.

Потом рамки одной обители ей стали тесны. Митрофания была одной из создательниц и руководительниц русского движения сестер милосердия – за это ей безусловно следовало бы поставить памятник. Но и этой обширной деятельности энергичной игуменье было мало. Она захотела превратить свой монастырь в огромное идеальное хозяйство, подобие земного рая, где духовность идет рука об руку с деловитостью и экономическим успехом (утащено автором в роман «Пелагия и черный монах»). Среди ее прожектов – получение железнодорожной концессии, строительство мыловаренного завода, производство гидравлической извести, и так далее, и так далее.

В общем, это была совершенно уникальная личность – самоотверженная, абсолютно бескорыстная, с незаурядным организаторским талантом и исполинским размахом.

Какое лицо, а?

Исполинский размах вкупе с упомянутой выше миной ее и погубили. Грандиозные затеи требовали столь же грандиозных капиталовложений. Никакие частные пожертвования столько дать не могли. И тогда матушка решила, что Бог простит, если она будет строить большое Хорошее Дело за счет маленьких нехороших людишек, к тому же закоренелых грешников.

В 1873 году Россию потрясла весть о том, что самая уважаемая и чтимая из деятельниц церкви, знаменитая игуменья Митрофания, находится под судом по делу о подлогах и фальшивых векселях на фантастическую сумму в два миллиона рублей (для сравнения: коллежский регистратор Фандорин получал тридцать пять целковых в месяц).

Митрофания подчинила своему влиянию – а характер у нее был могучий – купчиху-алкоголичку, миллионщика-скопца и еще нескольких столь же несимпатичных толстосумов, выдоив из них всё, что можно. Действовала она не одна, а, как сказали бы теперь, в составе ОПГ – у Митрофании было несколько преданных помощников.

«Это была женщина обширного ума, чисто мужского и делового склада, во многих отношениях шедшего вразрез с традиционными и рутинными взглядами, господствовавшими в той среде, в узких рамках которых ей приходилось вращаться, – пишет Анатолий Федорович Кони, руководивший обвинением – и всё же испытывавший к подсудимой явную симпатию. – Эта широта воззрений на свои задачи в связи со смелым полетом мысли, удивительной энергией и настойчивостью не могла не влиять на окружающих и не создавать среди них людей, послушных Митрофании и становившихся, незаметно для себя, слепыми орудиями ее воли».

Грозные противники игуменьи: А.Ф. Кони и Ф.Н. Плевако.

Знаменитый Федор Плевако, который защищал на процессе интересы жертв мошенничества, дотоптал игуменью в своей страстной речи, вдохновившей потом Островского написать пьесу «Волки и овцы», где Митрофания выведена под именем хищницы и мерзавки Мурзавецкой: «Овечья шкура на волке не должна ослеплять вас. Я не верю, чтобы люди серьезно думали о Боге и добре, совершая грабительства и подлоги». (Хм, а я верю).

Для подсудимой всё закончилось печально, но с учетом тяжести обвинений, не ужасно: ссылкой в отдаленные монастыри, где Митрофания до конца своих дней мирно занималась иконописью – был у этой разнообразно одаренной женщины и такой талант.

Конечно, Митрофания – не совсем леди Эстер. Мировых заговоров не составляла и никого не убивала, только обкрадывала. Но мотивация та же самая, тот же тип личности, а главное – та же дилемма.

Одна из ключевых тем не только романа «Азазель», но всей фандоринской серии – растяжимость границ Хорошего Дела, неуловимый шов на ленте Мёбиуса, где лицевая сторона превращается в изнанку.

Можно ли, например, угробить несколько плохих людей ради спасения большого количества хороших? (Да не вопрос, ответит большинство читателей). А можно ли во имя блага всего человечества пожертвовать буквально одним юнцом, симпатичным, но сильно мешающим Хорошему Делу? Кого, в конце концов, жальче – какого-то мальчишку или всё человечество? Баронесса Эстер тяжко вздохнет, и, конечно, поспешит спасти человечество.

Слава богу, в наших нынешних этических баталиях до столь жесткого выбора пока не доходит.