«Любовь к родному пепелищу…» Этюды о Пушкине

В пустыне чахлой и скупой,На почве, зноем раскаленной,Анчар, как грозный часовой,Стоит – один во всей вселенной.Природа жаждущих степейЕго в день гнева породила,И зелень мертвую ветвейИ корни ядом напоила.Яд каплет сквозь его кору,

К полудню растопясь от зною,И застывает ввечеруГустой прозрачною смолою.К нему и птица не летитИ тигр нейдет – лишь вихорь черныйНа древо смерти набежитИ мчится прочь уже тлетворный.И если туча оросит,Блуждая, лист его дремучий,С его ветвей уж ядовит

Стекает дождь в песок горючий.Но человека человекПослал, к анчару властным взглядом,И тот послушно в путь потекИ к утру возвратился с ядом.Принес он смертную смолуДа ветвь с увядшими листами,И пот по бледному челуСтруился хладными ручьями;

Принес – и ослабел и легПод сводом шалаша на лыки.И умер бедный раб у ногНепобедимого владыки.А царь тем ядом напиталСвои послушливые стрелы,И с ними гибель разослалК соседям в чуждые пределы.

В черновиках находилась после пятой строфы еще одна, усиливавшая мрачную картину смертоносного окружения древа яда:

И тигр, в пустыню забежав,

В мученьях быстрых издыхает,Паря над ним, орел стремглавКружась безжизненный спадает.

Строфу эту Пушкин при переписке набело вычеркнул.

Стихотворение «Анчар» Пушкин впервые напечатал лишь через четыре года. Бенкендорф насторожился, прочитав в первом стихе последней строфы стихотворения упоминание о царе:

А царь тем ядом напитал…

Через своего помощника А. Н. Мордвинова он предложил Пушкину «доставить ему объяснение, по какому случаю помещены в изданном на сей 1832 год альманахе «Северные цветы» некоторые стихотворения его и, между прочим, Анчар – древо яда без предварительного испрошения на напечатание оных высочайшего дозволения».

Пушкин в тот же день ответил Бенкендорфу:

«Я всегда твердо был уверен, что высочайшая МИЛОСТЬ, коей неожиданно был я удостоен (в 1826 году царь сам стал цензором произведений Пушкина. – А.Г.), не лишает меня и ПРАВА, данного государем всем его подданным: печатать с дозволения цензуры. В течение последних шести лет во всех журналах и альманахах, с ведома моего и без ведома, стихотворения мои печатались беспрепятственно, и никогда не было о том ни малейшего замечания ни мне, ни цензуре. Даже я, совестясь беспокоить поминутно его величество, раза два обратился к Вашему покровительству, когда цензура недоумевала, и имел счастие найти в Вас более снисходительности, нежели в ней».

Отправив это письмо, Пушкин просил Бенкендорфа принять его для выяснения некоторых своих затруднений.