Любовь к трем ананасам

Ашоту стало мучительно больно, и рука сама набрала номер Жанны Георгиевны.

Жанна была с ним неприветлива, поскольку находилась на работе и ей было некогда с ним разговаривать, однако Ашот был очень настойчив. Торопясь и не заканчивая слова, он поведал ей про лживость и неприличное поведение Ованеса Степановича (Жанна пожала плечами), про вероломство ее лучшей подруги (Жанна усмехнулась), про измену (Жанна многозначительно покачала головой), про то, что он, Ашот, видел все собственными глазами, и если Жанна отмахнется от его слов, то он сам пойдет и убьет этих двоих на месте.

«Дурак какой, – расстроилась Жанна, – надо же, делать ему нечего – выследил этого лысого сластолюбца. За меня ему, видите ли, обидно. И теперь убить, конечно, не убьет, но скандал непременно устроит. А соседи милицию вызовут, уж я эту генеральшу знаю. И мне же придется потом Катьку выцарапывать, хлопот не оберешься… Ну какой все же идиот этот Ашотик! Господи, спаси меня от друзей, а с врагами я как-нибудь сама справлюсь… Но какова Катерина? Еще твердит о своей безграничной любви к мужу… А у профессора, похоже, рога растут… Никому нельзя верить, уж это точно».

Она взяла с Ашота честное-пречестное слово, что он ничего не станет предпринимать до ее приезда, и отключилась.

* * *

– Ну у тебя и кавардак! – привычно вздохнула Ирина на пороге Катиной квартиры. – Вообще никогда не убираешь?

– Некогда! – Катька заметалась по квартире.

– Переоденься, – шипела Ирина, – он тебя увидит в этой кофте и на пороге изнасилует! Брюки оставь, это правильно, свитер надень какой-нибудь с закрытым воротом. Помаду сотри, хотя нет, лучше оставь, она тебе не идет…

– Да? – Катерина на бегу притормозила у зеркала. – А мне нравится… И свитеров у меня никаких нету, ты же знаешь, я не люблю, когда горло давит…

– Просто три твоих подбородка ни в одном вороте не умещаются! – злилась Ирина, копаясь в Катькиных шмотках. – Ну вот, померяй хоть этот…

Свитер оказался мал Катьке на два размера и так обтягивал ее телеса, что Ирина только за голову схватилась.

– Нет, уж лучше кофту эту оставь!

– Вон он идет! – вскричала Катерина, выглянув в окно. – Ой мамочки! Ирка, только ты пока где-нибудь посиди, а то он удивится и ничего не скажет. Я сама с ним поговорю!

– Думаешь, у тебя получится? Ну ладно, я в этот шкаф спрячусь. А ты, если что – кричи! Слово какое-нибудь секретное… вроде как условный сигнал…

– Ананас! – выпалила Катька. – Я буду кричать: «Ананас!»

– Ну почему – ананас? – огорчилась Ирина. – Вечно ты, Катька, про еду думаешь!

– Слово красивое, – уперлась Катерина, – и, главное, простое, я его не забуду!

– Ладно, кричи что хочешь…

Не успела Ирина спрятаться в шкафу, как в дверь требовательно зазвонили.

– Боже, это он! – взвизгнула Катька, схватившись за голову. – Это Ованес! Что делать, что делать!

– Шкаф закрыть! – прошипела Ирина. – Мне изнутри это сделать несподручно!

– Сейчас! – пискнула Катя, торопливо захлопнула дверцу шкафа и галопом понеслась к двери.

На пороге действительно стоял Ованес Степанович. Правда, определить это Кате удалось не сразу, потому что Ованес прятался за огромным букетом темно-красных роз.

– Какие розы! – выдохнула Катерина, зардевшись. – Ну зачем вы… право, не стоило!

– Как это не стоило? – воскликнул пылкий Ованес, вступив на территорию противника, то есть протиснувшись в прихожую. – Как я мог прийти к такой женщине без цветов? Двести поколений моих предков покрыли бы меня позором! Кроме того, Катерина Андреевна, вы не хотите слушать мои слова, так пусть эти розы вместо меня красноречиво скажут вам о моих чувствах! Знаете ли вы, что значат темно-красные розы на языке цветов? Нет?

– Нет… – отозвалась Катерина, медленно отступая перед надвигающимся Ованесом.

– Они значат пылкую страсть! – выпалил заокеанский ловелас, отрезая Кате пути к отступлению.

– Но, Ованес Степанович! – воскликнула Катерина, пытаясь увернуться. – Ведь вы знаете, что я замужем!

– Кого это останавливало? – отмахнулся Ованес от ее довода. – Наша встреча – это судьба! Она была предначертана небом!

С этими словами он очень ловко загнал Катерину в угол между статуей африканского бога плодородия и чучелом огромного нильского крокодила.

– Насчет неба – это вряд ли, – пропыхтела Катя, пытаясь вырваться на свободу. Она оглянулась на шкаф, где сидела Ирина, и неуверенно выкрикнула: – Ананас!

«Спасать надо эту тетеху», – подумала Ирина и попробовала открыть дверцу шкафа.

Дверца не поддавалась.

Холодея от ужаса, Ирина поняла, что Катька, бросившись на звонок Ованеса, умудрилась запереть ее снаружи на задвижку.

– Ананас! – кричала Катя уже в полный голос, поскольку Ованес Степанович бросил букет на пол и освободившимися руками обхватил Катерину за талию. Поскольку талия у Катьки была… как бы это сказать… не совсем явная (Жанна язвила, что еще немного, и к Катерининой фигуре подойдет известный анекдот про портного и даму: «Сто восемь, сто восемь, сто восемь… где будем талию брать?»), то Ованесу едва хватило рук на обхват.

– Ананас! – прохрипела полузадушенная Катерина.