Любовь к цветам и маникюру

Вот кто б ему сказал, что ему будет интересно рассматривать чьи-то детские фото, да он бы первый рассмеялся! Но ему было интересно. Арина и Ангелина были похожи, как две капли воды.

– Марат – слабослышащий. Рина потеряла слух в семь лет. Она говорит лучше, но это потому, что мама много с ней занималась и смогла сохранить ей речь.

– То есть, они не родились такими? – зачем-то уточнил, как последний кретин, Макс.

– Нет. Они оба потеряли слух из-за врачебной ошибки, – пояснила Геля спокойно, – поэтому Марк у них родился нормальным. У его родителей это не врожденное, а приобретенное.

– Ясно. Прости, я не хотел обидеть.

– Да все нормально. Мы уже привыкли. Ты вот спокойно все воспринял, а кто-то шарахается, как от прокаженных.

– С чего бы?

– Ну, люди всякого себе придумывают! – нехотя ответила Геля и, явно уходя от темы, или намекая, что ему уже пора и честь знать, спросила:

– Чай или кофе?

– Кофе. Очень крепкий, без сахара.

– Тебе молотый? Или растворимОЕ? – пошутила Геля в ответ.

– Что? – Макс рассмеялся, – молотый, конечно. А хочешь, я по своему, фирменному, рецепту сварю?

– Марат, ты будешь кофе по фирменному рецепту Макса?

– Чтоо? Ты позволишь мужчине хозяйничать на своей кухне? – в самом вопросе уже был ответ. Ясно. Нет у Гели никого. А вот почему, кстати?

– Уже позволила! – Макс повернулся к Марату и произнес это, улыбаясь, – так, Геля, мне нужен кофе и крутой кипяток!

Макс колдовал с кофе, взбивая пенку и молясь про себя, чтобы у него всё получилось. Руки тряслись, кровь бурлила, норовя прилить к одному конкретному органу, а виной всему была близость Гели на этой ее тесной кухоньке.

Кофе у Макса получился отменным, всё, как он любил, и крепость, и пенка, и удивление хозяев. А когда из холодильника Геля вытащила торт "Наполеон" собственного приготовления, то Макс окончательно понял, что влюбился.

Марат, видя его удивление, только улыбался. Прощаясь, они обменялись с ним номерами телефонов.

– Рад был познакомиться! Пиши! Тебе всегда отвечу! – прокомментировал Марат, после того, как Макс записал его номер телефона.

– Ты тоже. Буду рад продолжить наше знакомство!

Расстались они с парнем хорошими, если еще не друзьями, так знакомыми точно!

Макс шел домой в свой соседний подъезд и улыбался глупой улыбкой влюбленного старшеклассника. Шел, порадовавшись тому, что время уже позднее и сейчас на лавочке у подъезда нет вечно сидящих там баб Нюры и баб Глаши. Он их про себя называл “домовые”. Оскорблять старушек не хотелось, а “домовые” очень даже точное определение. Старушки все видят, все слышат, а потому все знают: кто, когда, с кем и почем нынче соль с гречкой. Старушки обе одинокие, вся радость у них вот на лавочке сидеть, да обсуждать все и всех. Макс даже пару раз подвозил их до дома из магазина, когда те, прельстившись скидками, набрали полные сумки.

“Домовые” Макса уважали, здоровались хором, называя его ласково:

– Здрасьте, баб Нюр! Здрасьте, баб Глаш! Как обстоят дела на вверенной Вам территории? – здоровался Макс со старушками всегда первый.

– Здравствуй, Максимушка!

– Хорошо обстоят!

И он, заходя в подъезд, слышал обсуждения уже себя:

– Хороший парень, хоть и балабол!

– Да, да.

“Домовые” же, когда он и подвозил их в очередной раз до дома из магазина, увидев его с продуктовыми пакетами и без жены, и выдали, точно припечатали:

– Развелся бы ты, Максимушка со своей Риткой! Непутевая она у тебя!

– С чего это вдруг? – насторожился он тогда.

– Не дело это, когда мужик, при здоровой жене один за продуктами в магазин ездит. Ты ведь, поди-ка, еще и готовишь сам, да?

– Угадали. Сам! – согласился он тогда.

– Ну, и зачем тебе такая жена? Только затем, что она ноги хорошо раздвигать умеет? Уж прости за прямоту! – выдала баба Глаша, – согласна, это дело, конечно, тоже уметь надо, но ведь деток то у вас нет.

– Нет, – согласился он.

– А почему нет? Пора ведь уже! У тебя вон уже и волос седой пробивается! Не похожи вы со своей Риткой на больных то!

– Нет, не больны мы, – согласился он тогда и с этим утверждением.

– А я тебе отвечу, почему у вас нет деток! – продолжала баба Глаша, – она их не хочет. Верно? А не хочет она их потому, что любит твоя Ритка только себя. Так что ты, Максимушка, не верь ей, когда она тебе скажет, будто бы не может она их иметь. Все она может! Не хочет просто! А что ж это за семья без деток то? Не дело это! Хочешь потом вот так же, как мы с Нюрой на лавочке сидеть?

Он промолчал тогда, не хотелось ему тогда этого признавать. А сейчас вот вспомнилось.

Квартира встретила его тишиной. Рита еще не вернулась из бара, куда они уехали с Ольгой. И Макс, пройдя на кухню попить воды, вдруг понял: а ведь правы были “домовые” тогда. Не хочет он в старости на лавочке сидеть. А хочет он, чтобы его дом встречал вкусными запахами и топотом детских ножек. Он прикрыл глаза и потер переносицу. Вот дом Гели встретил его не топотом детских ножек, конечно, но вкусными запахами точно!