Любовь к велосипеду

Танцуя на педалях, раскачиваясь из стороны в сторону, словно одержимые, они мчались втроем, стараясь как можно дальше уйти от преследователей, которые быстро спохватились я организовали погоню. Крикунов крутил, не оглядываясь, пригнувшись до самого руля. А Володе просто некогда было оглянуться назад — все ого внимание было устремлено на крутящийся диск крикуновского колеса: только не отстать, не дать ему уйти хотя бы на метр! «Сорок второй» все так же, как тень, висел справа. Никто на них не мог выйти вперед, я и они мчались за Крикуновым, будто спаянные, колесо в колесо.

Но вот тень справа скользнула назад. Не выдержав заданного темпа, «сорок второй» отстал, и группа, накатив, сразу же поглотила его. Группа не собиралась их отпускать, но ей не хватило скорости. Пока поменяли передачу, на это ушли какие–то мгновения, и разрыв увеличился метров до тридцати. Так они и мчались несколько минут с тем же просветом. Один, несмотря на все усилия, не могли увеличить разрыв, другие при всем желании не могли достать беглецов. Но вот среди преследователей кто–то сдал, снизил темп, произошла заминка, и просвет стал неуклонно возрастать.

И Володя с Крикуновым остались вдвоем впереди. И теперь уже, если разрыв сохранится, кто–то из них должен был выиграть гонку. Оба они страшно вымотались в рывках. Усталость была огромна. Володя ощущал ее уже не просто в ногах или в руках, в мучительно согнутой спине, в затекшей пояснице — она заполняла все тело, словно свинцовым грузом отягощая каждую клеточку его.

И Крикунов тоже устал. Смуглое скуластое лицо его, залитое потом, уже не казалось свежим и беззаботным. Рот застыл в каком–то напряженном оскале, дыхание со свистом вырывалось из груди. Но его ноги, мощные крикуновские ноги, крутили, словно не зная усталости. Обветренные, загорелые, но не тем золотистым загаром, какой бывает у светлокожих людей, а отливающие металлической смуглотой, будто закопченные, они казались не из плоти, а из железа. Не ноги, а какие–то чудовищные шатуны, будто впаянные в педали, бесчувственно и мощно вращающие их, передавая стремительный ход колесам.

Володя уже видел, что Крикунов — хороший «финишер», «резвач». Он силен в коротком рывке, и если они придут к финишу вместе, то на последних метрах Крикунов обойдет его. Сам же Володя был «темповик» — не так силен в рывке, зато относительно долго мог поддерживать высокий теми. Из этого и возникала теперь несложная тактика, которой придерживался каждый из них. Крикунову выгодно было как можно дольше идти вдвоем, чтобы рвануть на последних метрах, а Володе заранее нужно было предложить высокий темп и оторваться настолько, чтобы на финише сопернику не хватило времени его достать.

Оторваться от Крикунова было немыслимо трудно, и все- таки он не собирался уступать. Усталость давила, но дух его не был сломлен. Он знал, если появится вдохновение — он выиграет даже у Крикунова. А вдохновение, наперекор усталости, уже поднималось в нем. Обойдя фаворитов, он почувствовал вкус победы. Такого он и сам от себя не ожидал. Первый раз в жизни он увидел, на что реально способен, какие возможности таились в нем. Он стремился к победе, он верил в нее, но где–то там, в отдаленном будущем, а оказалось, что она близка и возможна уже сейчас, в оставшиеся до финиша считанные минуты. Всей душой, всеми обостренными сумасшедшей гонкой чувствами, он ощутил себя иным — человеком, необычайно сильным и уверенным в себе, таким, каким хотел быть всегда. Его уже не устраивало второе место. Он забыл, что ему не присудят никакого, — ведь он шел без номера. Но если бы и вспомнил, это но важно было теперь. Они мчались к финишу только вдвоем с Крикуновым, и теперь нужно было выиграть только у него одного. Просто победить, без всяких мест и наград. Именно сейчас победить, чтобы на всю жизнь впитать и запомнить вкус высокого вдохновения, которое в этой гонке осенило его…

Уже оставалось немного до финиша, когда навстречу им снова попался открытый судейский «газик». На этот раз, кроме двух судей с повязками, в нем па заднем сиденье был Полосухин. Газик промчался мимо, но потом вдруг затормозил, развернулся на шоссе и пошел вслед за Володей н Крикуиовым, которые, часто меняясь, неслись к финишу.

— Черт побери, — сказал молодой судья в очках. — А ведь этот, без номера, может выиграть гонку. Красиво идет…

- Так твой или нет? — раздраженно спросил пожилой судья у Полосухина.

- Мой, — ковыряя в зубах зубочисткой, сказал тот. — Бронников его фамилия.

— А как он здесь оказался? Ты его заявлял?..

— Не-а… — ухмыляясь. покачал головой Аркашка. — Самовольно ушел.

Молодой недоверчиво поднял брови.

— А какой у него разряд?

- Да никакого, — ухмыльнулся опять Полосухин. — Всего четвертый месяц в секции.

- Ни фига себе! — присвистнул молодой судья в очках.

— А что же ты его не заявил на гонку? — спросил пожилой.

— Зелен еще, — прищурил глаза Полосухин. — Индивидуалист. Восстановил против себя всю секцию, со всеми перессорился. А тут еще накануне гонки вообще тренировки забросил, из секции ушел. Характер тот еще…