- Да ты же знаешь, — горестно откликнулась мать. — Другая у него там. Не пишет и денег почти не шлет. Одна я тянусь. Того–другого надо, а где на все напастись?..
- Вот–вот, — пробормотал дядя. — Поматросил да и бросил.
Он задумчиво пожевал, глядя в пространство, потом перевел уже хмельной взгляд на племянника.
— Кончай ты, Вовка, эту бодягу — спорт!.. Мучают себя, а чего ради?.. Я так понимаю: в каждом деле цель должна быть. Ну, хочешь кататься, поднакопи деньжат, купи мотоцикл, особенно с коляской. Хоть картошки мешок подвезти, хоть барышню (он подмигнул и сделал в воздухе неопределенное округлое движение корявыми руками) прокатить с ветерком… Потом еще деньжат поднакопишь — машину бери. Ну, хоть «Запорожец» для начала…
— Нет, вы не правы, дядь Паш!.. — с горячностью, но вежливо возразил Володя. — Не всегда же деньги — цель. А бороться, а побеждать — разве это не интересно? Ради этого чемпионами становятся, ради славы…
- Что толку–то! — отмахнулся дядя как от несмышленыша. — Я тут к Витьке Сысоеву заходил, — сказал он матери, которая вошла со сковородкой и, поставив ее, села за стол. — Там племяш из Москвы приехал. Мастер спорта по этому… — Он неуклюже потыкал перед собой с растопыренными пальцами вытянутой рукой. — Тьфу ты!.. По фехтованию!.. Где–то на больших соревнованиях первое место занял… Ну, я спрашиваю его, Витькиного племяша, значит: «Сколь тебе за это дело (он выразительно пошевелил пальцами) плотют?» А он вот такой же, как твой, вздернул нос. «Нисколь, — грит, — я, — грит, — не за деньги выступаю». Ну и дурак, думаю. Он, слышь, десять лет этим делом занимается, по пять раз в неделю тренируется. Да ежели б вместо этого где–нибудь еще на полставки устроился, за эти годы машину б себе купил… Я считал, им за это дело большие деньги плотют, а они, вишь, за так! — недоумевая, покрутил он головой.
- Ничего вы не понимаете в спорте, дядь Паш, — сказал Володя с улыбкой.
- Нет, ты погоди! Ты подумай мозгами–то. Он ведь за десять–то лет на машину б скопил или, скажем, дом поставил.
- Я уж своему тоже говорю, — поддакнула мать, — чем попусту бегать да книжки читать, готовился бы лучше в финансово–экономический. Ведь какая специальность золотая!.. Всегда при деле будешь, при начальстве, от всех уважение и почет…
— Да не нравится мне эта специальность, — отмахнулся Володя.
— Вот сколь у них понимания–то! — большим пальцем через плечо дядя выразительно потыкал в сторону племянника. — Фыркнул и все тут! А вырастут, поумнеют, локти кусать будут…
Мать вздыхала и кивала, соглашаясь. Она всегда поддакивала собеседнику, даже если в душе и не согласна была. Володе наскучил этот разговор — он встал и ушел на кухню.
— Так–то он у меня парень хороший, — понизив голос, сказала мать. — Не пьет, не курит, копейки без спросу не возьмет. Только вот упрямый — не сговоришься с ним никак… Без отца воспитывался, — вздохнула она. — Жалеть–то он меня жалеет, да не слушает нисколь…
На кухне Володя погасил свет, включил транзистор на подоконнике. Передавали фортепьянный концерт Грига, и эта изумительная музыка, прилетевшая сюда из Москвы, заглушила бубнящий дядин голос из комнаты. Он сел на табурет, прислонившись спиной к стенке, прикрыв глаза. Тут же, стоило лишь сомкнуть веки, вернулось ощущение быстрой езды, и он почти въяве почувствовал руль в натруженных ладонях, встречный ветер на разгоряченном лице…
Вместе с воспоминанием о гонке снова навалилась усталость. В полном изнеможении сидел он на табуретке, привалившись к стене. Каждая мышца болела и ныла, измученная непосильным напряжением, ноги онемели почти до бесчувствия. Но стойкая, затаенная радость не покидала его. И дело было не просто в том, что он хорошо выступил на прикидке. У него появилось счастливое предощущение, что он нашел наконец себя, что отныне жизнь его обретает какой–то новый смысл — у него есть призвание. Он старался не думать об этом: слишком рано, он не имел еще права. Но в глубине души все равно чувствовал, и это было здорово — ради этого стоило изнурять себя на тренировках, этому стоило отдавать всего себя до конца.
Когда Володя шел записываться в секцию на стадион «Авангард», у него была еще одна цель, еще одна причина, о которой он, правда, старался не думать. Там же в секции художественной гимнастики занималась и Галя Малинова. Он отгонял эту мысль, хмурился, когда она приходила в голову, — совсем не из–за Малиновой записался он в секцию. Все так, однако же он помнил и об этом, когда шел записываться на «Авангард».