Любовь как любовь. Лобовы. Родовое гнездо

– Крошка, ты меня не знаешь! Ты посмотри, какая красивая у меня жена, пользуется успехом. Я самый счастливый человек на свете!

Тем временем пристававший к Насте парень снова подошел к ней. Ярослав отстранил его. Тогда парень возвратился за свой стол и что-то шепнул трем местным бугаям. Затевалась драка, но Леня этого не видел. Он спал, уронив голову на руки. Когда Ярослав отошел к барной стойке, приставучий парень снова подошел к Насте, сказал:

– Ну что, красавица, следующий танец за мной!

– Я больше не танцую, – спокойно ответила она.

– Ой, какие мы гордые. Раньше так нос не задирала…

– Друг, у нас тут праздник. Похоже, ты здесь лишний, – урезонил наглеца подошедший Ярослав.

Тогда бугай обернулся к приятелям:

– Ребята, он что-то сказал…

Три товарища как по команде поднялись и пошли на Ярослава. Настя шепнула официантке:

– Беги за шефом!

– Может, выйдем? – предложил неприятелям Ярослав. – Не будем портить всем настроение.

И они вышли, бугаи больше не возвращались, а Ярослав вернулся минут через десять со ссадинами на лице.

– Ничего себе, – присвистнула Оля. – Я думала, на нем живого места не останется! Прямо Джеки Чан…

Леня сладко спал за свадебным столом, Настя за соседним промывала герою небольшие раны и заклеивала царапины.

– Не щиплет? – участливо спросила она.

– Ага, – засмеялся Ярослав. – А ты подуй! Настя подула, на ранку, он сказал блаженно:

– Еще…

***

С некоторых пор Вадиму Прорве стало казаться, что родная земля его не принимает. Он-то думал – вернется и все его будут любить. По крайней мере уважать – ведь в люди выбился, мыслимое ли дело – фабрику открыл, рабочие места организовал… Но не оценил народ его жертвы – все сами с усами… Да и отвык он от соотечественников – забыл про пьянство, взятки чиновникам и плохие дороги, про русское «авось и небось». Заработает ли фабрика – еще вопрос. На родной земле сделалось Прорве как-то очень уныло.

Выпрягся тогда он из своей бесконечной работы на целых три дня – решил отдать последний долг родителям – найти родные могилы, привести их в порядок. Оказалось, что Фоминична, ровесница матери, еще здравствовала. Она и проводила его на ухоженное деревенское кладбище. Долго шли среди новых крестов, под которыми теперь хоронили усопших. Но потом зашли на полузаброшенный участок, где стояли старые пирамиды со звездами. Остановились около двух забытых могил без ограды, на которых и надписи стерлись.

– Здесь, Вадим Борисович, – вздохнула старушка и перекрестилась. – Сорок лет назад как раз друг за другом родители-то ваши ушли, Царство им небесное…

– Спасибо, милая, спасибо. Постою тут…

– Постой, постой. Как они без вас горевали… до смерти прямо убивались, понятно дело – единственный сыночек, – вспоминая, покачала головой Фоминична. – Бона и за могилами некому было ухаживать. Я-то поначалу еще ходила…

Прорва полез в карман, вытащил все купюры, что были в кармане, протянул ей. Она замахала руками и пошла назад.

Долго стоял Прорва у безвестных могил: тяжко было на сердце, ни на одни похороны не приехал…

Постоял, заметил место, а помолиться как и не знал. Захотелось в кладбищенскую церковь зайти – богато отстроили, да и доход постоянный… Зашел, купил свечек, на канун поставил, за упокой. Других-то почти не ставили. А тут и священник из алтаря вышел, молодой. Прорва – к нему:

– Здравствуйте, батюшка.

– День добрый…

– Да вот родителей пришел помянуть. Когда-то жил в Бережках, а потом судьба забросила на другую сторону земного шарика… – как будто оправдывался Прорва.

– Ну что ж, и там люди… – кивнул батюшка.

– Хочу памятник родителям поставить.

– Лучше крест… – осторожно сказал священник.

– Вам видней… Будет крест, – и Прорва вдруг переменил тему. – Помогите людей надежных найти на фабрику. На церковь тоже готов пожертвовать.