Любовь красного цвета

Ей внезапно захотелось вымыться. Невозможно было думать без содрогания о том, с каким удовольствием и в каких подробностях люди способны перемывать косточки ближнему. Однако помимо отвращения Линдсей испытывала сейчас и другое чувство – чувство тревоги. Впрочем, за Роуленда можно было не тревожиться: он уже имел устойчивую репутацию бабника, хотя, надо признаться, оказался еще мерзостнее, чем она думала. И если болтовня Пикси станет всеобщим достоянием, то ему скорее всего от этого не будет ни жарко ни холодно. Роуленд относился к категории мужчин, для которых очередная интрижка не Бог весть какое событие в их жизни.

Зато Джини – страстная, импульсивная и зачастую наивная идеалистка Джини – давала серьезный повод для беспокойства. Во-первых, Джини никогда не понимала и почти не замечала того, какое впечатление производит на мужчин. Во-вторых, из множества окружавших ее представителей сильного пола ей нравились лишь единицы. Она была не из тех женщин, которые падки на случайные приключения. Но уж если такая, как Джини, влюбляется, то непременно по уши.

Задумавшись, Линдсей остановилась на набережной и, облокотившись на каменную балюстраду, посмотрела вниз, на Сену. До разговора с Пикси она пыталась убедить себя, что прошлой ночью интуиция подвела ее. Теперь же сомнения одолевали ее еще больше, чем прежде. Очень настораживал один момент в рассказе Пикси – насчет того, что Роуленд уволил Джини, в особенности то, в какой манере это было сделано.

Линдсей знала, как болезненно относится Джини к критике в свой адрес со стороны тех, кого искренне любит и ценит. За эту личную особенность она, несомненно, должна была благодарить своего отца. Долгие годы Джини стремилась доказать ему, что кое-чего да стоит, изо всех сил пыталась добиться его расположения. Но, к сожалению, безуспешно.

Глядя на волны, Линдсей нахмурилась. Она ни разу не осмелилась высказать эту мысль подруге в глаза, но тем не менее была твердо убеждена в том, что опыт общения со своим папашей сыграл немалую роль в появлении у Джини сердечной привязанности к Паскалю Ламартину. По всей видимости, Линдсей знала далеко не все детали зарождения близких отношений между Паскалем и Джини, поскольку та никогда не отличалась словоохотливостью. Однако ей приходилось слышать историю об их первой встрече, которая произошла в пресс-баре в Бейруте. Был в этой истории один аспект, которого совершенно не учитывала Джини, а возможно даже, и Паскаль.

А ну-ка, догадайтесь, что стало искрой, от которой зажегся огонь их взаимной страсти? Враждебность Паскаля к отцу Джини – вот что! Джини с присущим ей чутьем тогда сразу уловила, что Паскаль в душе презирает ее отца – того, на кого она так долго и отчаянно молилась. В тот момент, когда в душу зеленой девчонки только начинали вкрадываться сомнения насчет выдающихся качеств собственного папеньки, в ее жизни появился красивый и страстный романтик, который с первого взгляда проникся презрением к Сэму Хантеру и не преминул со всей прямотой поведать об этом его дочке.

И все получилось как нельзя лучше. Едва на глазах Джини начал рушиться один идол, как ей подвернулся другой. А что, если Джини как раз сейчас обзаводится новым ментором – уже третьим по счету?

Тяжело вздохнув, Линдсей принялась разгуливать вдоль набережной, чувствуя, как внутри ее растет возбуждение. «Чтобы любить по-настоящему, – думала она, – Джини, как и многим другим женщинам, недостаточно просто восхищаться объектом своей страсти. Ей также непременно нужно чувствовать, что она может у него чему-то научиться». Джини испытывала непреодолимую потребность благоговеть перед любимым, преклоняться перед его талантом, силой его личности, его умом, моральными качествами, будучи при этом полностью убежденной в том, что по всем этим статьям она уступает ему. Только так – и никак иначе.

«Типично женская слабость», – сделала вывод Линдсей, признавая в душе, что и сама не является исключением. Джини могла сколько угодно распространяться о равенстве полов и даже всерьез верить, что сама осуществляет это равенство на деле, но Линдсей с неменьшей убежденностью готова была утверждать, что избыток равенства в любви наверняка не пришелся бы ее приятельнице по душе. Никакая другая личность не вызывала у Джини такого душевного трепета, как личность учителя, и ничто не могло притянуть ее к мужчине так, как понесенное от него заслуженное наказание за какую-нибудь провинность. Но не слишком ли жестоко наказал ее Роуленд Макгуайр? Не оставит ли эта расправа в душе Джини кровоточащий след?

Серые волны по-прежнему равнодушно плескались внизу. Женщина, прогуливавшаяся по набережной, продолжала хмуриться. Линдсей отдавала себе отчет в том, что, окажись она на месте подруги, вряд ли легко пережила бы подобную выволочку. Однако было ясно еще одно: с Джини все происходило совершенно по-другому. Линдсей имела уже возможность не раз убедиться в этом.