Нельзя сказать, чтобы мистер ван Гуйтен был близким другом нашей семьи, но Старик и Старушенция всегда вспоминают о нем и посылают ему поздравления к рождеству, а когда составляли список гостей на свадьбу Крис, он был в числе первых. Как я стал работать у него в магазине? Очень просто: однажды в субботу Старик прочел в «Аргусе» объявление о том, что магазину нужен приказчик на один день, и сказал об этом за обедом. Я увидел возможность подработать, да и место это было мне по душе. Старик пошел и без долгих разговоров условился обо всем. Это было год назад, и пока я не жалею о своем решении. Мне нравится обслуживать покупателей, заполняющих магазин по субботам, нравится видеть не только Хзссопа, Миллера, Роулинсона и Конроя изо дня в день, а и какие-то другие, каждый раз новые лица. Порой мне кажется, что вот та работа, для которой я создан; только если стать приказчиком насовсем, то это очень мало дает, а так мистер ван Гуйтен платит мне за субботу тридцать монет, и это ощутимо дополняет мое скромное жалованье.
В магазине я появляюсь после девяти, когда мистер ван Гуйтен уже открыл его. У дверей стоит «моррис» и Генри дожидается меня, чтобы приступить к погрузке. Фургончик - светло-голубой, и на нем черными буквами выведено имя мистера ван Гуйтена. Выглядит он как новенький, да и неудивительно, потому что куплен он всего полгода назад. Тот, который был у мистера ван Гуйтена
раньше, служил ему еще с довоенных времен и не имел никаких отличительных знаков. Когда я вхожу в магазин, мистер ван Гуйтен сидит в своей клетушке в конце длинного прилавка, отгороженный от всего света матовым стеклом, и просматривает свои книги. Мы с Генри выносим из магазина два новых телевизора и приемник, а также три телевизора, которые находились в ремонте.
- Недурная выручка у нас за эту неделю, а, Генри! - говорю я, когда, покончив с погрузкой, мы останавливаемся передохнуть у фургончика. - Добра тут больше, чем на двести монет.
Генри - маленький тощий человечек, обремененный толстухой женой и пятью мокроносыми детишками. Он носит очки, и волосы у него всегда стоят торчком, хотя вроде бы он и смазывает их чем только можно, начиная с жидкого парафина и кончая салом. Он достает из-за уха сигарету, сует себе в клюв и закуривает. В ответ на мое замечание он покачивает головой, и я понимаю, что он сегодня встал с левой ноги. Не помню, впрочем, чтобы он когда-либо вставал с правой.
- Хотелось бы мне верить, что такой спрос удержится, Вик, - говорит он и снова покачивает головой.
-Удержится?!-говорю я. - Да ты что?! Дела идут блестяще. У нас еле хватает товара, чтобы всех удовлетворить.
Но таков уж он, наш Генри, - вечно видит все в черном свете, а если для этого нет оснований, так он их в два счета выдумает. Не знаю - может, и я был бы такой, будь у меня толстая жена и пять мокроносых ребят. А пока у меня не выходит из головы Ингрид, и стоит мне подумать о ней и при этом посмотреть на Генри, как мне становится жаль его.
- Ты считаешь, этот бум долго продержится, Вик? - Говорит он, попыхивая сигаретой. - Но ведь рано или поздно настанет такой момент, когда все насытятся, а?
-А ты посмотри на пластинки, - говорю я. - Казалось бы, телевизор должен бы начисто убить это дело, получается наоборот. Люди видят на экране какого-нибудь парня и бегут в магазин купить его пластинку. И ведь каждый месяц выпускают все новые и новые.
- Но ведь ты же не покупаешь каждый месяц новый телевизор?
- Ну и что же? Телевизоры ремонтируют, верно? Ну, а как, например, с машинами? Вот скажи мне: как с машинами? А посмотри, сколько их выпускают. Куда же они все деваются? Не знаю. Казалось бы, сегодня у нас в стране у каждого должно быть по две машины, но у меня, к примеру, нет ни одной, да и у тебя тоже.
- Ах, - говорит Генри, - это же совсем другое дело. Ничего тут и общего-то нет...
Я вижу, что глаза у него заблестели и указательный палец поднят вверх, - эти симптомы мне хорошо известны. Сейчас он начнет приводить цифры, а уж если Генри оседлает статистику - пиши пропало. И откуда только он все это берет, ума не приложу; иной раз мне кажется, что он, сам того не подозревая, сочиняет это во сне.
- Я на этот счет немало думал, - говорит он. - Ты же знаешь, это у меня вроде конька. И вот пришел к двум-трем выводам...
-Прибереги-ка свои выводы до обеденного перерыва, а то мистер ван Гуйтен накрутит нам хвост за то, что мы бьем баклуши.
Генри - человек сознательный, он понимает, что я прав, и умолкает. Но при этом издает горестный вздох - наверно, он всегда так вздыхает, когда ему не дают выговориться, - тушит сигарету, застегивает куртку, и распахивает дверь кабины.
- Хорошо, - говорит он. - Но все мы живем иллюзиями, вот что я скажу. Иллюзиями, Вик. Всеобщая занятость и процветание в делах? Такого не бывает, мой милый. И когда наступит крах, не говори, что я тебя не предупреждал.
- Вместе будем получать пособие по безработице, Генри, - говорю я и улыбаюсь.
Он окидывает меня взглядом.