Любовь моя

– Сразила наповал! Не давай повода, не создавай условий, не провоцируй, ушами не хлопай, дистанцию держи с подлецами, защищай свою интеллектуальную собственность – вот моя позиция. А твоя подруга «как дурочка из переулочка». Не выношу, когда из меня и моих близких лопухов пытаются лепить или перекрывают дорогу. – Инна говорила зло и напористо.

– Чувствую охотничий азарт. У тебя сейчас даже выражение лица, как у гончей. Не получала своим же салом по сусалам? – раздраженно фыркнула Жанна.

– Получала, но продолжала бороться, вызывая нездоровое негодование врагов. И побеждала. С потерями, конечно. Иначе не могла. Понимала, если раз уступлю, всю жизнь сдаваться буду. По молодости не раз обнулялась в борьбе с подонками, но поднималась и снова воевала. Считаешь, что некому было мне по башке постучать, чтобы одумалась? Сообрази сама, к чему мягкотелость по отношению к проходимцам может привести в масштабах страны? У меня была железная неуступчивость, поэтому часто обо мне возникало мнение весьма далекое от того, что я представляла на самом деле. О моей личности ходили самые невероятные слухи. Какими только «титулами» меня ни награждали!

– Но ты не страдала от этого, хотя за тобой тянулся шлейф скандалов? – выдавила ледяной смешок Жанна.

– Неуверенных людей волнует чужое мнение, – отрезала Инна. – Тебе проще, ты-то за надежную спину мужа всю жизнь пряталась. Я мыслила позитивно, с радостью шла к людям, но никому ни лжи, ни хамства не прощала. Жестко ставила таких типчиков на место. И в этом «жанре» я всегда была первая.

«Про мужа Инна зря сказала. Это уже открытое зубоскальство, этакое ревнивое злорадство. Она так и не переняла у Лены манеру разговора, где главенствовала бы самоирония», – подумала Аня. И тут же в ее голове пронеслась неожиданная мысль: «На Ленино умное и доброе лицо хочется смотреть бесконечно. В нем скрытая мощная, глубинная харизма. А у Инны оно нервное».

– Мне приходилось так вести, чтобы и свои, и чужие побаивались и не трогали. Бернард Шоу говорил, что человек как кирпич, обжигаясь, твердеет. Вот и я закалялась в боях, – без тени смущения с преувеличенно озабоченным видом объяснила Инна. – Были среди моих врагов и злые, и подлые, их «доктрины» и «нестандартные» способы не укладывалась в мои и в общечеловеческие понятия нормального общения. Но я в сравнении с ними выглядела больше эпатажной, заводной, неуемной. В основном слабых пыталась защищать.

– Неожиданный ракурс, – с недоверчивой ухмылкой заметила Жанна.

– Да уж точно, не вписывалась я в «академический» стандарт женской терпимости. Но сама я без причины первая никогда не нападала. И нечего меня виноватить!

– Какой-то спортсмен пошутил: «Над боксером может посмеяться каждый, но не каждый сможет увернуться». Такая манера часто граничит с произволом, – заметила Жанна.

– Чем она тебе не угодила? Я так помогала людям и сама защищалась, постигнув «друзей» коварную любовь. И огребала я от них по полной программе. Но враги и обидчики тоже кое-чему учили. Мы не выбираем своих врагов, но выбираем друзей и позицию.

– Тратить жизнь на разборки? Это не для меня.

Лена как бы вскользь тихо произнесла:

– Инна более чем кто-либо другой заслуживает одобрения и снисхождения. Чиновникам и бездельникам крепко от нее доставалось.

– У льва тоже есть враги, но что они против него могут? Тебя, наверное, остерегались, потому что ты сильный человек, – оправдалась Жанна.

– Смотря, в чьих глазах… – грустно усмехнулась Лена.

29

– Мы оглянуться не успеем, как печатная книга вернет себе статус роскоши, – вздохнула Инна.

Лена грустно заговорила:

– Мне одно списание книг в начале перестройки вспомнилось. Захожу в библиотеку. Весь холл чуть ли не до потолка завален прекрасными журналами и почти новыми книгами. Девушки переносят их в огромный грузовик. Я мечусь вокруг этих книг, хватаю в руки то одну, то другую. Я пытаюсь остановить беспрецедентное варварство. Кричу заведующей: «Это же бесценное богатство! Раздайте по школам!» И слышу в ответ: «А чем я выполню план по макулатуре?» «Так газетами же. Школьники принесут! – отвечаю я. – Сказали бы мне заранее, я бы организовала».

– И наши внуки даже названий этих книг и журналов не узнают, – сказала Инна.

– Артхаус – высокая литература – для толстых журналов, а блокбастеры – для любых издательств и типографий, – попыталась затеять другой разговор Аня.

– Лена, нашла о чем печалиться. В девяностые годы с подачи Горбачева многомиллионной стоимости стратегические корабли методично и целенаправленно шли в распил на металлолом. Военные базы и огромные заводы стирались с лица земли. «Утрата творческого наследия поколений в любой области жизни общества становится утратой души человека и человечества», – приподняв от подушки голову и тяжело опершись на локти, зло напомнила Инна.

Аня раздраженно закрыла уши ладонями. Это была лишком непосильная ее сердцу тема.

Инне хотелось чем-то отвлечься от собственной физической боли во всем теле, и она прислушалась к горячему возмущенному шепоту Жанны.