Любовь моя

«Лена опять молчит. Никак не встряхнется. Ей кроме себя никто не нужен? Сама себе собеседник, друг, товарищ и брат? Как улитка. Рожки высовывает в случае острой необходимости. «Вещь в себе», как учили нас когда-то на семинарах по философии… Чехов тоже в компании был не очень интересен, а как замечательно писал! Наверное, Лена нас слушает и находит новые темы для своих рассказов. А может, думает о несовпадении масштабов людей, делящихся своими мнениями о произведениях?» – неуверенно подумала Аня, но вслух произнесла искренно и грустно:

- А мне хочется героев гордых, независимых, достойных, прекрасных, но реальных. Устала я от жестокой фантастики и в книгах и на телеэкране.

- О положительных героях мирного времени писать очень трудно, поэтому их «выплеснули» из современных романов. А в результате наша молодежь, читая фантастику, питается отбросами с Запада и впитывает всякую дрянь, – сказала Инна.

- Хорошее – оно естественно и спокойно, а плохое раздражает, вызывает неистовые эмоции неприятия, вот и запоминается, – отозвалась Жанна. – Его нельзя убирать из произведений, оно помогает разграничивать в себе…

- Да уж куда проще писать о предательстве. Тут целый букет личных и социальных чувств: негодование, презрение и прочее, – подтвердила Аня.

- Анатомируем произведения, согласно своим воззрениям «делаем разъятие на детали, предоставляем друг другу специфическую «нарезку», пытаемся всех авторов уложить в рамки своих мнений. В чем уникальность нашего импровизированного «конкурса»?

- Для нас все конкурсанты равны и голосуем мы открыто, – ответила Жанна Инне.

- А зачем ты его устроила? – спросила Аня.

- Чисто поржать. Не вышло. Аудитория не осилила этот жанр, – рассмеялась Инна.

Жанна недовольно передернула плечами.

31

— …Мы ушли от темы, — спустя некоторое время вернула разговор к главному для себя Инна. — Сейчас жесточайшая «цензура» денег и связей. Вот так и портится вкус читателей. Нет не ангажированных премий.

— Зачем оскорбляешь достойных людей? А как же внутренняя цензура, которая идет от воспитания и генетики? — возмутилась Жанна.

— Ой, о чем ты!

— …Без серьезной государственной поддержки служителям искусства и литературы в массе своей не выжить, вот и приходится крутиться, — посочувствовала Жанна творческим людям и тем как бы предложила закрыть вопрос. Похоже, Иннина категоричность в беседе о проблемах писателей ей набила оскомину.

Но Аня уже завелась, и ей снова не терпелось выложить наболевшее, пережитое самой:

— Я недавно прочла книгу одного интересного писателя.

— И чем он тебе интересен? — В голосе Инны, как всегда, звучала легкая, но на этот раз не обидная ирония. В ней преобладало любопытство.

— Он священник.

— Священники теперь пишут романы? — усмехнулась Инна.

— Во-первых, эту книгу я бы не назвала романом.

— По определению?

— Это до некоторой степени сумма журналистских рассказов, очерков и морализаторских, религиозных проповедей.

— Толстой тоже был моралистом, — подметила Жанна.

— Но талантливым! — вспыхнула Аня, возмущенная необоснованным сравнением. — Во-вторых. Мне кажется, это по большей части неэмоциональное произведение весьма сомнительных художественных достоинств. Простенький пересказ событий, происходивших с разными людьми в связи с единственным главным героем-священником, воздающим нескромную хвалу себе любимому. Он, якобы, благодаря божьему слову, исцеляет измученные бедами души людей. А на самом деле, с моей точки зрения, он предприимчивый человек, охваченный грехом чрезмерной гордыни, глубоко зараженный карьеризмом, эгоизмом и с ними связанной внутренней непорядочностью.

Жанна, пораженная Аниной оценкой священника, не смогла слова вымолвить и только гневно затрясла головой.

— Ого! Это профанация или святотатство? Ты больная на голову? Предъяви обвинения. А как же презумпция невиновности? — удивилась Аниной категоричности Инна. — Карьеризм по нынешней жизни качество положительное.

— Название книги претенциозное, а по сути… Мне кажется, в данном случае, оно не лучший помощник автору. Писатель не должен считать себя носителем Света или даже самим Светом.

— Свет не зависит от нас. Сам себе Светило только Бог! — по-своему поддакнула Жанна Ане. — В порядке назидания скажу…

— То, что позволительно читателю, не подобает литератору, — прервала ее Аня.

— Какое безверие, какая наглость! Совсем распоясалась! Ты писателя судишь? Ты покусилась на священника, на церковь, на самое святое? Ох, уж эта мне детдомовская категоричность! — с интересом вглядываясь в мелкие невыразительные черты Аниного лица, шутливо возмутилась Инна.

— Я не автора, его героя предаю анафеме. Ему бы с особым тщанием заняться распространением теплой искренней человечной сути русского православия, его духовной глубины, стараться открыть глаза и уши прихожан для добра, а не заботиться об удовлетворении собственного тщеславия. Оно же заслоняет истину. (И тут педагог учит и задания раздает!)

— А поп разве не учит, не просвещает свою паству? Мне, что ли, выступить в его защиту? Священников надлежит уважать, — насмешливо заметила Инна.