Любовь моя

— Я еще не читала произведений, состоящих из одних диалогов. Это способ развития дневникового жанра? Там человек разговаривает сам с собой, а Рита разнообразит эту «беседу» общением с друзьями?..

*

— …Здорово Вознесенский сказал: «Обязанность стиха быть органом стыда!» А ты готова признать это изречение справедливым? — спросила Жанна.

— Имеет место быть. Поэт не поэт, если он не считает свой взгляд на мир единственно правильным, — свернула на привычную дорожку иронии Инна.

— Огласила свой приговор?

— Прозаиков я тоже не исключаю из этого списка.

— Все они очень нуждаются в твоем замечании. Без него они оказались бы не на высоте положения, — шутливо, но миролюбиво заметила Жанна. — Тут мое представление не расходится с Аниным.

Уголки губ Ани вздрогнули в еле заметной улыбке. Она поняла и приняла иронию Жанны.

— О гениальных поэтах говорят, что они посильнее коронованных особ, — сказала Инна.

— Гениальность любого поэта в его поразительном великодушии и доброте, — упрямо заявила Аня. — «Лишь наша доброта в веках пребудет». Одна из задач литературы — смягчать сердца людей. От чернухи и крови они каменеют.

— А разве не бороться за правое дело? — насмешливо удивилась Инна. — Примитивно мыслишь, детсадовскими категориями. Перегрелась? Форточку открыть?

— Еще совсем недавно гениальных людей истребляли или высылали, а теперь пригревают и награждают, — сказала Жанна.

— Чтобы подвергнуться изгнанию из Союза писателей или выдворению из страны, надо было заслужить. Опрокинь свою память в советское прошлое. — Инна усмехнулась. — Как нас учили? «Жить надо ради того, за что можно умереть: за Родину, защищая честь и достоинство, спасая кого-то».

— А разве для совершения подвигов доброта и великодушие не требуются?

— Ритины герои все с изъянами, но нельзя сказать что плохие. Порядочность — вот что их объединяет, — сказала Аня.

— Это характеристика нашего поколения, — подтвердила Жанна.

— Емко, трогательно, сердечно прописывает своих героев. Закладывая ту или иную личность, она во многом ее с себя списывает, но с беспощадной самоиронией. «Себя в себе ищу». И читатель напитывается от нее нравственной энергии. И ведь какие вопросы ставит! «Где мы? Что мы есть сегодня, не в самую легкую годину?» По собственному Ритиному признанию — мне однажды довелось присутствовать на ее встрече с читателями, — она пытается осмыслить кардинальные проблемы современного человеческого бытия.

«Аня в Жанне нашла внимательного слушателя», — поняла Лена.

— Мудрейший Сократ в свое время тоже ставил вопросы, но не всегда на них отвечал.

— Сократ!.. — Аня покрутила головой. — Они у него высочайшего уровня, а Рита о нас пишет. Но список наших глобальных проблем тоже не такой уж короткий, — грустно закончила она свою мысль.

— Только и разговоров, что о проблемах. Не много ли Рита на себя берет? Нескромно как-то. Может, не по Сеньке шапка? Даже хроникёры теперь предвзяты, а тут художественная литература, — с сомнением пробурчала Жанна.

«Что она имела в виду — не поняла Аня. — Не могу уследить за течением ее мыслей, они все время уплывают куда-то в сторону. Может, это меня ко сну клонит?»

— Рита максимально выкладывает свое сердце людям. Для нее писательство — одна из форм личной ответственности, — пояснила Аня свое предыдущее заявление. — Ее книги — территория полной свободы. Они то, что определяет степень ее счастья.

— Она обязана быть внутри ситуации? Камикадзе, — намеренно насмешливо заметила Инна.

— Не стану тебя разубеждать. Но читая написанное Ритой, я ощутила, что не знала ее вовсе, но теперь многое в ней поняла.

— Реальность сложна и не поддается прогнозированию. В жизни столько абсурда! Вскрывать законы непредсказуемого мира семьи, изучать глубинные мотивы человеческого поведения — все равно, что пытаться изобрести вечный двигатель.

«Иннина труба снова громко вступила, — поняла Лена. — Наверное, заглушит звучание Аниной скрипки».

— Акт творчества выворачивает душу глубже, чем быт, поэтому писателю больше дано, — не согласилась Аня. — Главное, чтобы писалось без узколобого схематизма.

«Молодчина! Наш человек», — молча одобрила Лена Аню.

— Ну как сказать… — неожиданно для себя не нашлась Инна. Это была для нее позорная, выбивающая из привычной колеи, пауза.

«Теряет хватку, выдохлась?» — удивилась Жанна.

— Тебя, Инна, может понять только один человек — ты сама, — грустно пошутила Аня.

— Умно. И яркие краски в голосе появились. Когда ты от страха не прячешься в скорлупу, с юмором у тебя все в порядке. Ты-то сама поняла что сказала? — не могла не добавить уже взявшая себя в руки Инна.

— Растолковать? Кое-кто не может быть только без себя самой и только от себя получает победные реляции, — с еле уловимой гримасой удовольствия пояснила Аня.

Она вдруг почувствовала неловкость за свою невинную радость от самой же сказанного и за неожиданное, отчаянное желание сохранить в себе это редкое чувство.