Иван слушался отца безоговорочно, тянулся к нему, успокаивался и быстро засыпал у него на руках. Даже бутылочку с прикормом брал только из папиных рук. И первым словом, которое произнес наш малек, было слово «папа».
***
… Они учились ходить вместе – отец и сын. Пока Иван тренировался держать головку, потом – сидеть, ползать, стоять – его отец качал мышцы, разрабатывал закостеневшие суставы, через пот и боль заново подчинял себе свое тело. Я поражалась упорству Саши, его умению идти к цели несмотря ни на что – не сдаваясь, не опуская рук.
Где-то через полтора года после той памятной ночи, когда сын своим громким криком заставил отца впервые дернуть ногой, мы втроем выбрались на прогулку в парк в двух кварталах от дома.
На дворе стояла золотая осень: яркие кленовые листья – желтые и красные – устилали заасфальтированные дорожки городского сквера, в котором еще били фонтаны. Неяркое, но теплое осеннее солнце ласково поглаживало лучиками лица прохожих.
Мы шли по дорожке. С одной стороны – я, толкая одной рукой коляску сына. С другой стороны – Казанцев, опирающийся двумя руками на костыли. Посередине – наш сын, пальчиками одной руки сжимающий мои пальцы, пальчиками другой ухватившийся за отцовский костыль.
Нас провожали взглядами – любопытными, заинтересованными, порой – полными сочувствия, порой – умиления.
– Па-па, там! – Иван увидел на ветке дерева рыжую красавицу-белку с пушистым хвостом и залился веселым смехом.
– Кто там, сын? Белка? – Саша запрокинул голову, разглядывая сосну, по которой скакал забавный зверек.
Потом его взгляд скользнул выше, к облакам. Я увидела, как шевельнулись его губы. Присела, обняла и прижала к себе сына, снизу вверх глядя на любимого мужчину, который решил что-то сказать небесам.
– Спасибо… – донесся до меня тихий голос Казанцева.
Конец!