Любовь на острове чертей (сборник)

Студенческие картины на стенах их дома сменили иконы. Запахи льняного, макового и конопляного масла для изготовления яичной темперы прочно поселились во всех углах. Супружескую спальню Софья превратила в мастерскую, теперь они спали на раскладном диване в комнате с детьми, зато в мастерской было достаточно места для баночек с морданом, санкирью, «твореного золота». На полочках дожидались своей очереди похожие на мрамор куски полимента, бруски пемзы для полировки левкаса, клей из кроличьих шкурок, альбомы лицевых подлинников слегка оторопел.

В мастерской царили идеальный порядок и чистота, влажная уборка в ней производилась семь раз в неделю, а на время золочения иконы Софья попросту заливала водой пол, ведь малейший волосок или пылинка, попавшие под позолоту, могли погубить весь труд.

Праведнику возня с иконами казалась забавной, в его глазах эти раскрашенные доски не имели никакого духовного смысла. Да, он с интересом слушал Софьины рассуждения об истории икон, разных школах, способах и манерах письма, но это были просто технические подробности ремесла, приносящего доход.

Иногда он ходил на открытие храмов, в реставрации которых принимала участие жена. В основном ради бесплатного обеда после службы, небесные аспекты литургии его мало интересовали. Как-то так получалось, что Праведника всегда выделяли из толпы, интересовались фамилией, начинали расспрашивать и, узнав, кто он такой, тут же приглашали на банкет. Кормили спонсоры знатно, а после обеда батюшка, отозвав в сторону и тряся длиной бородой уговаривал приходить еще, но Праведник так ни разу не воспользовался ни одним из этих любезных приглашений.

Когда он узнал Б-га, его отношение к промыслу жены резко изменилось. Праведник постеснялся рассказать раввину об источнике доходов, отделавшись общими фразами о Софьиной работе в художественном кооперативе. Он говорил абсолютную правду: реставрационный бизнес изначально оформили как кооператив на имя неизвестного инвалида, чтобы воспользоваться всеми причитающимися скидками и льготами.

«Мало ли чем люди зарабатывают на жизнь», — утешал себя Праведник, но беспокойство глубокой занозой сидело в сознании. Самым простым и логически правильным решением было попросить Софью поискать другое приложение своему трудолюбию. Но об этом Праведник даже думать боялся: засыпать собственными руками единственный родник, увлажняющий семейную почву, казалось немыслимым.

Однажды ему приснился странный сон. Он понимал, что спит, но события прорисовывались четко и выпукло, точно наяву. В комнате-мастерской, прямо под огромной иконой, привезенной из Далматовского монастыря, сидел на стуле Ребе. Праведник видел его только до пояса, ниже белело непонятное марево, скрывающее ножки стула и ноги Ребе.

— Посчитай, сколько это весит, — произнес Ребе, протягивая Праведнику полоску листового золота.

Тот стал лихорадочно соображать, как выйти из положения. Кажется, нужно определить объем и умножить его на удельный вес. Вес можно отыскать в справочнике, а объем вычислить, измерив штангенциркулем ширину, высоту и длину листика. Но где отыскать справочник и откуда взять штангель!?

— С Б-жьей помощью, — уклончиво ответил Праведник, почтительно принимая листик, — я все выясню в самое ближайшее время.

— Нет! — решительно отказал Ребе. — Есть вещи, которые нужно знать самому. Без всякой помощи.

Он обернулся и ткнул пальцем в икону. Из пальца вылетела молния, раздался страшный грохот, икона рухнула на пол и разлетелась на куски.

— Уф, — Праведник сел на постели. Сердце бешено колотилось, во рту пересохло. Светящиеся стрелки будильника показывали половину второго ночи.

— Ох, — поднялась рядом Софья.

— Ты чего подскочила? — спросил Праведник, опуская ноги на пол.

— Тут только глухой не проснется. Там взорвалось что-то, — Софья испуганно указала на дверь в мастерскую.

— Идем, посмотрим.

В мастерской все было по-прежнему, кроме огромной иконы из Далматовского монастыря, той самой, с выжженными огоньками лампад язычками вдоль нижней лузги. Софья долго колебалась, оставить их или восстановить левкас и закрасить прожженные места. В конце концов, она решила ничего не менять. Хоть икона была сравнительно новой — лет сто, не больше — подпалины придавали ей вид древнего, намоленного образа.

Удалив слой грязи и копоти, Софья повесила ее сушиться на стену. Для этого ей пришлось прибегнуть к помощи мужа — самой поднять толстенную доску размерами полтора метра на метр она не могла.

Икону подвесили на толстой бельевой веревке, клочки которой валялись на полу, а сама икона, вдребезги разбив табурет, стояла, прислонившись к стене. Поглядев на лик, Праведник совершенно четко увидел, что его глаза закрыты.

Выслушав рассказ Праведника, раввин несколько раз потер лицо ладонями, словно хотел избавиться от прилипшей грязи.

— Значит, это ваш единственный источник пропитания? — наконец спросил он.

— Да, — подтвердил Праведник.

— Почему ты раньше ничего не рассказывал?

— Стеснялся.

— А сейчас почему решился?

— Так ведь Ребе велел, — удивился Праведник.