Говоря о Синеситте, не стоит забывать, что после войны этот небольшой итальянский киногородок начал по-своему конкурировать с Голливудом. Звезды охотно снимались как в Италии, так и в Америке, причем актеры и актрисы, снявшиеся в Синеситте, имели все шансы почти сразу же получить приглашение на следующий фильм из Голливуда. Стоит ли говорить, что Мариетта мечтала пробиться на американскую фабрику грез, однако она понимала, что для этого ей придется сначала завоевать симпатии маленьких римских студий. Так почему бы нам не отправиться туда своим ходом, тем более что дороги были пустынны, а съемки второго фильма начинались только через месяц?
В то лето Париж изнывал от невыносимой жары; горожане купались в Сене рядом с площадью Трокадеро, прямо напротив дворца Шайо, плескались в фонтанах Люксембургского сада. Каждый раз, приходя к Алекс и Шаму, я злорадно констатировал, что воздух у них в комнате раскалялся все больше и больше, на мансарде под цинковой крышей уже продохнуть нельзя было. Но и в этом пекле они пытались жить обычной жизнью: Шам писал картины, Алекс рисовала, читала, мечтала… но по вечерам они уходили к Сене. Если их не было у реки, вы могли быть уверены, что найдете их на травке где-нибудь в садах Марсова поля. Я следил за малейшими изменениями настроения и проявлением нетерпения у Алекс, уверенный, что она не сможет долго выдержать те условия жизни, которые предлагал ей Шам. Я забегал к ним без всякого повода и с удовольствием замечал торопливость, с которой они открывали мне дверь, словно мое присутствие приносило им облегчение. Во всяком случае, я надеялся, верил и хотел, чтобы это было так. Кроме того, я часто — иногда даже по нескольку раз за день — посещал малышку Джульетту из дома напротив, чтобы посмотреть, что у них происходит, когда они считают себя вдали от посторонних глаз. Джульетта дала мне второй ключ от своей комнаты, и теперь даже в ее отсутствие я мог следить, прячась за плотными оконными шторами, за каждым жестом и выражением лиц Алекс и Шама. Иногда полицай-девица была дома, и тогда мне приходилось «платить», но я должен признать: все происходило так быстро, что мы даже не успевали толком сообразить, чем только что занимались.
А они тем временем задыхались в своей прокаленной солнцем мансарде. Алекс почти все время ходила полуголой… а иногда вообще нагишом. На расстоянии ее красота больше, чем когда-либо, выглядела неземной: она словно расплывалась, окутанная мерцающей световой оболочкой; впечатление было таким, что я смотрю на нее то ли через водяную завесу, то ли глазами, полными слез. Великолепие ее тела притягивало к себе весь свет, и мне казалось, что я смотрю прекрасный фильм, вот только у проектора, демонстрирующего его, не настроена резкость. Но детали, которых я не видел, я представлял себе с потрясающей четкостью. Как ни странно, я был спокоен: желание отступало на задний план — я получал эстетическое наслаждение от одного лишь наблюдения за ее грациозными движениями. Признаюсь, несколько раз у меня случались неконтролируемые поллюции — скорее раздражающие, чем приносящие удовлетворение, — и я кончал прямо на шторы, за которыми прятался. Нет, нет, меня интересовала не нагота Алекс, просто я хотел знать, что происходит между ними… и будет ли это тело когда-нибудь моим. Я хотел знать, смогу ли когда-нибудь освободить Алекс от чар Шама, от чар, которые почти со страхом испытывал на себе сам, потому что чувствовал, насколько он меня подавлял; точно так же он должен был подавлять и ее в том случае, если бы у меня с ней что-нибудь получилось.