Любовь напротив

Я был в восторге, что она обратилась к ним с этим вопросом. Особенно к Алекс, взгляд которой я тут же начал ловить в зеркале заднего вида. Она рассмеялась, убирая с лица пряди длинных волос, золотисто-огненным шлейфом трепещущих на ветру. Мне было приятно, что она, некоторым образом, приняла мою сторону. Полуобернувшись, я сказал:

— Алекс, как женщина свободная от предрассудков, передай от меня Мариетте, что она пуританка. Скажи ей, что она напрасно корчит из себя особу без комплексов и потому трахается со всеми своими партнерами; скажи ей, что она делает это именно потому, что является ни кем иным, как самой настоящей пуританкой. Впрочем, все актеры — скрытые пуритане. Мариетта — скрытая пуританка, я — скрытый пуританин, весь актерский род — скрытые пуритане, не осознающие своего глубокого психического расстройства. И наоборот, вы двое: ты, Алекс, и ты, Шам, вы как все художники — невероятно свободны, хоть и чрезвычайно связаны друг с другом… Вы свободны, потому что живете без масок… сознательно скованные друг с другом одной цепью, но без масок… по собственной воле подчиненные друг другу… Неужели ваш порок — это поработившая вас омерзительная исключительность?

— Что ты имеешь в виду, Дени? — спросила Мариетта, заметно встревоженная моими словами. — Твои парадоксы меня утомляют. А вас?

— Я хочу сказать, что индивидуальность или, говоря иными словами, скрытый центр тяжести актеров невероятно ущемлен, смею вас в этом заверить, друзья мои. Можете смеяться, если хотите! Но именно поэтому они надевают все эти маски, стремясь убедить самих себя в том, что они свободны. Ведь не случайно экстравагантные карнавалы появились в наиболее строгих с точки зрения морали обществах. В течение нескольких карнавальных дней любой человек, сохраняя анонимность, может делать то, в чем отказывает себе на протяжении всего года. Этой же цели служат и свадьбы наподобие той, на которой мы гуляли прошлой ночью. Во время Праздника все позволено… даже трахнуть невесту, особенно когда бал открывает… и заканчивает проезжий незнакомец, разве не так?

Я вел «Бьюик» с ощущением легкого головокружения от своего превосходства. Легкая в управлении, большая открытая машина давала мне чувство собственного могущества. Мариетта прихорашивалась, сидя рядом со мной: причесывалась, подкрашивала губы, то повязывала платок на голову, то снимала его… Алекс и Шам, раскинувшись на заднем сиденье, казалось, не обращали никакого внимания на то, что я говорил по их поводу, словно это была не более чем шутка. И они были правы, я шутил… серьезно, однако. Как еще говорить о них? Как определить их место по отношению к нам? Кто для них мы с Мариеттой? Эти мысли неотвязно крутились у меня в голове. Алекс смеялась и уходила от ответа, когда я расспрашивал ее о них, о Шаме, особенно о ней-и-Шаме. В свою очередь, Шам так же уклонялся от прямого разговора о себе, об Алекс, об их жизни. Я бы предпочел, чтобы он рассердился, ну, хотя бы принял мои слова всерьез, так ведь нет! Все оборачивалось в шутку, все скатывалось с них, как с гуся вода. Однажды я спросил у них, что они думают по поводу своей дальнейшей жизни, как они хотят обустроить ее, рассчитывают ли прожить вместе долгие годы, не чувствуют ли желания… влюбиться в кого-нибудь из случайно встреченных людей… ну, если не влюбиться, то хотя бы пережить приключение, просто испытать неожиданное физическое наслаждение с кем-нибудь другим. Этот вопрос озадачил их. Алекс первой ответила, что до сих пор у нее и в мыслях не было бросить Шама.

— Я не говорю о том, чтобы бросить Шама, — возразил я. — Я имею в виду случайную связь с другим человеком, мимолетное желание испытать что-то новое.

Глядя мне прямо в глаза, Алекс мягко и в то же время уверенно ответила, что с Шамом у нее все складывается настолько хорошо, что она не испытывает желания жить с кем-то другим.

— Я имею в виду не просто жить с другим человеком, а, скажем… развлекаться с кем-то другим.

— Но для меня жить и развлекаться — одно и то же. Если бы мне с Шамом было скучно, я бы с ним, конечно же, не оставалась.

Я повернулся к Шаму и со смехом задал ему тот же вопрос, но в несколько измененной форме:

— Только не говори мне, что для тебя Алекс это единственная женщина в мире!

Не отводя взгляда, он ответил мне тем же уверенным, спокойным и серьезным тоном, каким до того говорила Алекс:

— А ты сам на нее посмотри. Ты знаешь нас обоих, и ты должен понимать, что для меня, в самом деле, нет другой женщины, которая могла бы мне нравиться так, как эта. — И, чтобы смягчить, как мне показалось, силу сказанного, Шам непринужденным движением обнял ее и со смехом добавил: — Если бы у нее была сестра двойняшка с таким же характером, то тогда не знаю… Алекс в двух экземплярах — замечательная идея! Но, если честно, другая женщина… нет. По размышлении, Дени, я, пожалуй, по дружбе предложил бы тебе дубликат… Мне достаточно одной Алекс…

— А если бы у Шама был брат близнец, Алекс? Ты согласилась бы жить одновременно с обоими?